— Ты по-прежнему считаешь, что она пыталась быть столь безумной для того, чтобы дать повод придворным убить ее?
— Полагаю, тогда она искала смерти, или же ей было наплевать жить или умереть, — сказал Дойл.
Я вспомнила изувеченные, окровавленные тела тех, кого к нам приносили или кто смог сбежать к нам самостоятельно в поисках убежища. Королева не пыталась преследовать бежавших придворных, хотя не было тайной, что они пришли к нам в поисках политического убежища.
— Если бы она оказалась на твоём месте, а ты на ее, она отправила бы меня убить тебя еще несколько месяцев назад, — сказал Дойл.
Я кивнула, притягивая Гвенвифар чуточку ближе, чувствуя, как крепко она уснула на моих руках. Это помогло мне успокоиться и сымитировать:
— «Где мой Мрак? Приведите моего Мрака!» — сказала бы она. И ты бы пришел ко мне, словно тень, чтобы отнять мою жизнь.
— Я сделал бы то же самое для тебя, если бы ты только пожелала, Мередит.
— Я знаю, но я бы не рискнула отправить тебя назад в Неблагой двор, Дойл.
— Если кто и способен убить королеву и выжить, чтобы рассказать об этом, так это Дойл, — сказал Шолто.
— Да, если кто и может это сделать, так это он, я знаю.
— Тогда отчего мы медлим?
— Оттого, что «если» звучит при каждом нашем разговоре об этом, и я не готова рисковать Дойлом из-за этого «если».
— Ты любишь его и Убийственного Холода больше, чем королева может себе позволить, — высказался Шолто.
— Ты говоришь это, основываясь на собственном опыте, король Шолто? — спросила я.
— Ты не любишь меня так же сильно, как Дойла или Холода. Все мы знаем, что они для тебя самые любимые, так что я не предаю тебя, когда говорю, что не влюблен тебя.
— Неужели ты не любишь детей сильнее долга и короны? — поинтересовался Гален. И я не была уверена, что решилась бы спросить это вслух.
Шолто повернулся и посмотрел на него, я не видела выражение его лица, но была почти уверена, что оно было высокомерным. С таким выражением лица он выглядел образцом красоты, это было его версия непроницаемости.
— Я бы пожертвовал своей жизнью, чтобы уберечь их, но не знаю, ценнее ли они моего долга перед моим народом и моим королевством. Они могут получить мои трон и корону, но только если моему народу это не будет стоить независимости или жизней. Надеюсь, мне никогда не придется выбирать между детьми и своим долгом.
— Ты лучший король, что был у фейри на протяжении очень долгого времени, — признал Дойл.
— А ты не поставил бы долг превыше жизни наших детей, Дойл? — спросила я.
Он с улыбкой повернулся ко мне.
— Нет, Мерри, конечно, нет; они для меня дороже любой короны, я уже доказал, что предпочту любовь любому трону. Раз уж я отказался стать королем Неблагого двора ради любви к нашему Холоду, то для наших детей я бы сделал не меньше.