Я – неудачница. Я чувствую себя самой никудышной матерью на свете.
Я скучаю по отцу.
Наконец я знаю и понимаю, что такое сестринское дело, у меня достаточно опыта и навыков, чтобы быть экспертом в своем деле, но я не уверена, что у меня хватит на это сил. У меня депрессия, я выдохлась и устала. И чувство сострадания у меня уж точно притупилось.
Запах геронтологического отделения часто чувствуется еще с улицы. Здешние пациенты, как правило, страдают недержанием, а поскольку персонала обычно катастрофически не хватает, в экстренной ситуации первым делом отпадает задача мыть пациентов, помогать им ходить в туалет и сохранять их достоинство. Я иду сквозь смрад – настолько сильный, что у меня слезятся глаза, и направляюсь к группе людей, собравшихся вокруг одной из коек, где врач делает массаж сердца настолько крохотному мужчине, что слышно, как у него трещат ребра. Характерный хрустящий звук, похожий на скрип свежевыпавшего снега под ногами. Вокруг кровати довольно много людей, и вполне вероятно, что большинству из них вовсе нет необходимости здесь находиться.
Вместо того чтобы остаться, я, увидев один из многочисленных мигающих сигналов экстренного вызова, направляюсь к другому больному, который явно мучается от боли. Проходя мимо пациентов геронтологического отделения, учишься проживать жизнь сполна. В Книге Иова говорится, что человеческая жизнь по природе своей конечна. Но мы продолжаем существовать после того, как наше тело прекращает функционировать. Все пациенты в этом отделении выглядят так, будто они уже наполовину разложились, будто они превращаются обратно в прах земной. Иногда кажется, будто больничная койка целиком заглатывает лежащего на ней человека. Во всех отделениях больницы есть пожилые пациенты: и в хирургии, и в терапевтическом отделении, и в амбулаторных отделениях, и в онкологии, и в психиатрии. Но именно в геронтологии можно увидеть очень, очень старых и невероятно слабых здоровьем людей. Именно здесь лежат пациенты, которые восстанавливаются после падения у себя дома, больные со спутанным сознанием или с рецидивами инфекций дыхательных путей. С обеих сторон от меня на огороженных занавесками койках лежат чрезвычайно старые мужчины. Женская палата расположена по другую сторону коридора.
Старик с тонкой, как бумага, кожей и впалыми щеками с трудом протягивает трясущуюся руку к подносу, на котором стоит чай в пластиковой чашке-непроливайке со следами зубов на носике – ее поставили слишком далеко, и теперь он не может до нее дотянуться. Он молчит – возможно потому, что не может говорить. Над его головой на большой маркерной доске жутким почерком написаны его данные. Над сестринским постом висит похожая доска с надписью: «Помните: говорите по-английски».