– Передайте товарищу генерал-лейтенанту, что обстановка не изменилась, – ответил я. – Ждем.
Масштаб события достиг пугающих величин. Впрочем, это было неудивительно: предстояло не просто задержать каких-то уличных грабителей, нет – планировался захват членов банды неуловимых и дерзких «вежливых людей», и их арест должен был не только поставить точку в череде громких налетов, о которых руководству уголовного розыска напоминали на каждом совещании в Главке, но и очистить от подозрений честь милицейского мундира, утерев нос комитетским выскочкам. Правду о том, что те, на чье задержание мы выдвинулись таким серьезным составом, не имеют к прославленным налетчикам ни малейшего отношения, знал только я, и от этого мне было не по себе.
– Уверен, Витя? – спросил меня Макаров, когда я едва ли не ворвался к нему в кабинет для согласования операции.
– Так точно, товарищ полковник, – ответил я, не моргнув глазом. – Уверен.
– Ну, тогда действуй. Я буду в оперативном центре, наблюдать за ходом событий.
И добавил, чуть не выбив у меня слезу:
– Надеюсь на тебя.
Я поспешил выйти из кабинета, но у самых дверей он меня окликнул:
– А как тебе удалось их вычислить?
– Работаем, Иван Юрьевич, – скромно ответил я и ретировался.
А теперь вот еще и генерал-лейтенант. Я старался не думать о том, что скажу и как буду объясняться, когда «артистку» и «американца» доставят в управление: все, что у меня было против них в рамках моей компетенции – это подтвержденное одним сомнительным свидетелем присутствие на месте гибели Рубинчика, смерть которого однозначно квалифицирована, как самоубийство. Оставалась смутная надежда на то, что от серьезных неприятностей сможет прикрыть Кардинал, но даже если бы нет, отступать я не собирался. То, каким изощренным и неведомым способом были убиты Трусан, Капитонов и Боря, меня волновало в еще меньшей степени: если бы эти трое были изрешечены автоматными очередями, я бы, наверное, еще задумался о риске, которому подвергаю себя и товарищей; но смерть, вестниками которой была таинственная пара, выглядела настолько противоестественно и дико, что я не ощущал реальной опасности. Так, верно, никогда не видевший огнестрельного оружия дикарь без страха бежит с копьем на винтовку.
Куница позвонил в десять часов вечера в понедельник, и было большой удачей, что я допоздна задержался на работе. Такого быстрого результата я не ожидал и даже не сразу понял, кто и зачем звонит.
– Они здесь, товарищ капитан! – прозвучал в трубке чей-то возбужденный голос.
– Кто они? Кто говорит?
– Это лейтенант Куница, участковый с Круштейна, – он говорил почему-то шепотом и частил, словно с передовой. – Они здесь, двое, с вашей ориентировки.