— Вот лихо! — кричал Славка. — Два ноль в ее пользу.
С интересом следил за пляской Алексей. Ему не нравился топот, от которого звенела посуда на столе, но подкупала непосредственность плясунов, жизнерадостность в каждом их движении.
— Каждый веселится, как может, — изрек Славка, толкая его в бок. — Давай выпьем, лоп-пух!..
— Отстань!
Кончился пляс, опять стали усаживаться за столы.
К Алексею подошел Трофим Жбанов, положил тяжелую руку на плечо.
— Жаль, Николай Семеныча нет.
— Вы же знаете, он в районе на заседании.
— Да-а, — протянул Трофим и пошел к семейным гостям, кричал на ходу: — Наливай, Прохор, под гуся!
Инвалид ухватился за бутылку, пошатываясь, стал лить водку в чашки и стаканы.
— Чиста, как детская слеза!
Даша подхватила:
— Что значит в городе жил, вон какой пир закатил. Одной выпивки на сотни рубликов.
— Поживет в Усовке, повытряхнет из карманов, на самогон перейдет, — сказал Лавруха.
Конец разговора услышал Трофим Жбанов, вежливо спросил:
— О чем вы это?
— Не по карману, говорю, нашему брату-колхознику водка, самогоном пробавляемся, дешевле.
— Оно конешно, — согласился Трофим. — Надо будет, и я сгоношу самогонный аппарат, штука немудреная.
— Самогон из любого дерьма можно выгнать, — хвастливо заметил Прошка, — но лучше всего из сахару.
— Дорого! Да и где возьмешь сахар-то? — Лавруха замотал головой. — Из свеклы дешевле.
— Ну, давайте слезку пропустим под гусятинку! — Прошка выпил, сел и долго нацеливался вилкой на городские закуски, не зная, чем закусить, потом поддел шпротину, и, капая масло на грудь, запихнул в широко открытый рот. — Живут же люди! Э-эх!
В комнате молодежи тоже возобновился пир. Слышался возбужденный, вибрирующий от восторга голос Владимира:
— Прошу к столу! Шампанское! — В поднятой руке его серебрилось горлышко бутылки. — Румынское сладкое! Особенно рекомендую девушкам.
Владимир сиял.
— Так и ждет аплодисментов, — шепнул Алексей Нике.
— Зачем ты так нехорошо! — шепотом же ответила она.
— В самом деле. Быть в гостях, пить-есть и критиковать хозяина… Мне стыдно. Я ухожу.
— Брось дурить! — зашептала Ника, делая строгие глаза.
— Ты не пойдешь со мной?
— Мне не нравятся твои шутки.
— Не удивляюсь.
Она догнала его в темных сенях, схватила за руку.
— Алеша, останься!
Не отзываясь на ее просьбу, он уронил голову ей на плечо, обхватил рукою за талию и прижался губами к шее. Она не ожидала этого и растерялась, потом вырвалась и вбежала в прихожую пунцовая, с блестящими от внезапного восторга глазами.
— Алексей! — звал Владимир.
— Он ушел, — сказала Ника.