— С чего ты взял?
Они замолчали. Было по-осеннему тихо, откуда-то доносило равномерный гул мотора: то ли трактор работал в поле, то ли молотилка.
Алексей откровенно разглядывал девушку. В старом ватнике и стоптанных туфлях, она шла легкой плавной походкой, в каждом движении ее сказывалось врожденное чувство ритма.
А Ника чувствовала себя скверно. Сознание, что с ней обошлись несправедливо, снова озлобило ее. Как насмехались над ней на ферме! Это было тем обиднее, что она, выросшая в деревне, знала, как надо ухаживать за скотиной, да и сама каждый день возится дома и с коровой, и с поросятами, и с овцами. Почему же ее встретили как барыню? Уж чем-нибудь другим бы укорили, а то «какие надои у хавроньи?» Ну зачем же так? Ведь она хотела помочь… И все случившееся на ферме показалось обидным.
— Ты вместо зарядки топориком-то помахал? — спросила она, желая уязвить Венкова. — Поразвлечься захотелось?
— Я работаю плотником.
— Вон как!
— Что ж тут удивительного?
— Как же! Сын председателя — и плотник. Ради чего? Зарплата у председателя твердая. Колхозникам и не снился такой заработок… Неспроста это ты плотничаешь, ой, неспроста. У нас работой пропитание добывают, а у тебя-то есть кусок хлеба, да еще с маслом.
— Зачем так зло говоришь?
— Не зло говорю, а правду. Будь здоров! — Она свернула с дороги на тропинку, игриво помахала рукой. Венков поднял ножовку, как саблю, рассек ею воздух и зашагал в проулок, ни разу не оглянувшись на девушку, медленно бредущую мимо стожков сена на задворьях.
В середине села строили дом колхознику Трофиму Жбанову. В тридцатых годах молодой еще тогда Трофим не захотел вступать в колхоз, продал имущество и подался в город. Первые годы городская жизнь не баловала его. Пришлось быть чернорабочим, землекопом, грузчиком, прежде чем удалось поступить на завод, где он обучился токарному ремеслу. Все эти долгие годы его тянуло в деревню. Часто вспоминал он родную Усовку, босоногое детство свое, Волгу, дубравы и осинники… Вспоминал до того, что, лежа с закрытыми глазами в городском доме, чувствовал сырой запах земли, степных дождей, вишневых садов, нагретых солнцем. В вязкой тишине ночи находила на Трофима невыносимая тоска…
Трофим написал на родину, справлялся, пригодится ли он в Усовке. Получил ответ: приезжай. Мало кто уже помнил о нем на родине, но встречен он был приветливо, зачислен на работу в ремонтную мастерскую. Жить временно устроился у старой одинокой колхозницы, знавшей его еще мальчишкой, а к осени обещали ему свой дом. Осень наступила, а дом не был готов, и теперь на доделку его правление собрало всех плотников и печника, веселого, всегда хмельного инвалида Прошку.