Хеслер. Чья это фамилия? Кто такая Таня Инквар?
Ветер срывает с шеста бумажную пятерню, бросает на тротуар. Она перебирает пальцами, по-паучьи приподнимается.
Мама не видит, мамина щека прильнула к окаменевшему плечу Ноймана.
Капитан глядит на пятерню, уверенно ползущую к ним.
Рука Славы – отсеченная кисть покойника – используется ведьмами в их ритуалах и мессах.
Ветер бьет наотмашь, пятерня взмывает, хватает Ноймана за грудки. Он ойкает. Комкает влажную гадость, уничтожает, ликвидирует.
«Щит и меч партии, – бормочет он, – щит и меч!»
Снег валится, как пепел сгоревших книг Ганса Эверса.
Нойман сторожит ее у кинотеатра «Вавилон», на углу Бюловплатц и улицы Кайзера Вильгельма. Таня в фиолетовой курточке и шерстяной юбке, наверняка в одном из тех комплектов белья, румяная, кровь с молоком.
Подружка отчаливает к остановке, а Инквар идет малолюдной сумеречной Штеттинерштрассе.
Скромный, не привлекающий внимания «трабант» катится за ней.
Ранний снег и жухлая листва. Белое с рыжим.
Вчера отдел устроил вечеринку по поводу годовщины Союза свободной немецкой молодежи. Ресторан «Эрмелерхаус» под завязку забит сотрудниками МГБ. Майор произносит тосты. Ломоть Гертруды божествен, пиво превосходное, раки трещат панцирями.
Нойман не участвовал в веселье. Он нахохлился, уставился на собственные ногти. Обычно овальные и короткие, они стали квадратными, голубоватыми, с крупными лунками и вертикальными рубцами. Кто-то умудрился похитить его ногти и подсунуть это.
– Ты похудел, – сказал Штрамм, пододвигаясь.
– Сплю плохо, – ответил он безразлично, буднично.
Штрамм покивал, изучая коллегу. Какой же он недорисованный, черновик Зигфрид Штрамм.
– Как поживает фрау Гермина?
– В полном порядке, – улыбнулся Нойман. Он сам был порядком, но накануне шрамы от бритвы переместились с левого запястья на правое. Пупок опустился на пару сантиметров вниз. Мамино созвездие, родинки на шее, развернулось в обратную сторону.
Официант подал фламбированное мороженое. Белые шары в виде человеческих лиц. Пылающие лица, пытливые глазки.
– Простите, – окликает Нойман.
Автомобиль равняется с Таней. Она оборачивается, хмурит лоб. Она – причина его кошмаров.
Он машет корочкой. Приглашает в салон.
– Что-то случилось?
– Боюсь, что да.
Таня нерешительно ерзает. Садится в «Трабант». Естественно, садится.
– Гм… офицер…
– Хеслер, – говорит он и смотрит на нее через зеркало.
Она бледна и красива, нервозно теребит подол юбки.
– Офицер Хеслер, куда мы едем?
– Мне нужно задать вам несколько вопросов, фройляйн Инквар.
– О чем?
– О вашем отце.
Машина несется сквозь промозглый осенний вечер.