Как и десять лет назад в Вартбурге, период вынужденного молчания Лютер использовал для работы. Он начал писать.
Одним из первых его проектов стал памфлет, суть которого ясна из названия: «Увещание ко всем клирикам, собравшимся в Аугсбурге на имперский рейхстаг 1530 года». Лютер не мог присутствовать на рейхстаге лично – но хотел присутствовать там хотя бы мысленно. 12 мая он закончил рукопись и немедленно отправил ее в обратно в Виттенберг, в 150-мильное путешествие, занявшее четыре дня; там ее быстро напечатали и привезли на 300 миль в Аугсбург, где памфлет мгновенно разошелся.
Как всегда, в выражениях Лютер не стеснялся:
Или вы забыли, что в Вормсе немецкое дворянство представило Его Императорскому Величеству около четырехсот жалоб на клириков и заявило открыто: если Его Императорское Величество не пожелает положить этим злоупотреблениям конец, они сделают это сами, ибо долго не вытерпят?[472]
Он напоминал, что многое им сказанное – особенно первые атаки на индульгенции и на монашество – вызывало горячий прием у простого народа, который ощущал все эти злоупотребления на себе и радовался, что кто-то наконец о них заговорил.
Но кто из вас хоть раз покаялся за все эти мерзости, хоть раз вздохнул или пролил слезу? Люди жестоковыйные и нераскаянные, вы хотите сделать вид, что не творили никакого зла. Теперь вы приехали в Аугсбург и хотите нас убедить, что Дух Святой с вами, что через вас Он совершает великие благодеяния (хотя за всю свою жизнь вы не принесли христианскому миру ничего кроме вреда), что после смерти Он возведет вас прямиком на небеса, – со всеми этими нераскаянными мерзостями, которые вы еще и защищаете, словно радуясь тому, как славно вы послужили своему богу-чреву и оставили Церковь в запустении. Но нет у вас успеха и не будет, пока не покаетесь и не исправите пути свои[473].
Можно лишь гадать о том, как воспринимали эти обличения те, против кого они были направлены: испытывали ли только гнев и досаду – или кто-то, быть может, и впрямь задумывался над своей жизнью, что могло привести к переубеждению и раскаянию. Так или иначе, Йонасу памфлет чрезвычайно понравился, о чем он и написал Лютеру, называя его труд «неожиданным, чудесным и сильным»[474]. Вчитываясь в него и не упуская деталей, мы встречаем примеры ханжества и развращенности, способные возмутить любого, в ком еще осталась душа. Например, Лютер говорит об особенно возмутительных «масляных письмах» – то есть индульгенциях, покупка которых избавляла покупателя от соблюдения постов.
Снова и снова гремит обличающий голос Лютера. Самый ярый огонь направляет он по одной цели – единой лжи, лежащей в самом сердце, черном и гнилом сердце папства: лжи о том, что люди могут сами «дать удовлетворение» за свои грехи, что свободного дара благодати Божьей не существует и, следовательно, Иисус умер и воскрес напрасно. «Это учение, – писал он, – наполнило ад и потрясло царство Христово страшнее турок, ужаснее, чем мог бы целый мир… Увы, где те языки и голоса, что могли бы сказать об этом достаточно?»