Вера Лютера всегда ярче всего сияла рядом со смертью. В одном из томов «Застольных бесед» мы читаем, как Лютер утешал некоего умирающего:
Бог тебя не оставит. Он – не скряга, трясущийся над своими сокровищами, и не тиран, затаивший на тебя зло. Хоть бы ты и богохульствовал или отрицал Бога в минуту уныния, – что с того? – такое случалось и с Петром, и с Павлом. Пусть не смущают тебя те, для кого Христос – лишь шутка и посмешище… Они живут спокойно, и дьявол их не мучает. Да и зачем ему их беспокоить? Ведь они уже ему принадлежат. А тобой или мной он очень желал бы овладеть. Как же ему это сделать? Будет и дальше нападать на тебя с разными мелочами, пока не доберется до твоего нутра. Но ты ему противься. Тот, Кто с нами, сильнее того, кто в мире сем[495].
Несомненно, один из самых странных и спорных эпизодов в жизни Лютера связан с его писаниями о евреях, относящимися к самому концу жизни. Худшему из того, что он там сказал, ни один ученый за пять веков не смог дать внятного объяснения – слишком явно это противоречит многому из того, что он говорил о том же предмете раньше. В расцвете сил Лютер надеялся, что Реформация поможет многим европейским евреям понять: те христиане, что их презирают и гонят – не христиане вовсе, а просто лицемеры-язычники. В 1519 году он даже удивлялся, почему евреи иногда обращаются в христианскую веру, учитывая «ту вражду и жестокость, что мы к ним питаем, – то, что в нашем поведении с ними мы уподобляемся не столько христианам, сколько диким зверям». В 1523 году он написал трактат под названием «О том, что Иисус Христос был рожден евреем», где говорил:
Случись мне быть евреем и видеть, какие дурни и остолопы ныне правят Церковью и учат христианской вере, – скорее я стал бы свиньей, чем христианином. Они ведь обращаются с евреями как с собаками, не считая их за людей, и только и делают, что издеваются над ними и отбирают их имения[496].
По злой иронии судьбы, в последние желчные свои годы Лютер сам начал призывать к этому и еще к худшему. В самом разнузданно-злобном своем сочинении, «О евреях и их лжи», он яростно требует предать огню синагоги, разрушить дома евреев, даже конфисковать у них деньги и молитвенники. О религиозной свободе он, кажется, и думать забыл – и нам остается только гадать, как удавалось этому человеку писать вещи не просто разные, но и настолько противоречащие друг другу.
Быть может, об этих писаниях почти никто бы не слышал, не будь нацистов. Лютер, когда писал их, не мог и вообразить, что четыре века спустя в возлюбленной его Германии придет к власти тиран, одержимый неведомой прежде дьявольской злобой, и что клевреты его, желая привлечь Лютера на свою сторону, извлекут из горы его писаний именно эти, самые несправедливые страницы. Он не мог знать, что эта дьявольская затея приведет к невиданному еще в мире злодеянию, – хладнокровному, расчетливому убийству шести миллионов мирных еврейских граждан. С холодным цинизмом мастера нацистской пропаганды извлекли из ста десяти томов сочинений Лютера несколько злых слов о евреях – и прокричали их на весь мир; хотя даже в то время люди, хорошо знакомые с другими работами Лютера, этого памфлета либо не знали, либо просто игнорировали, видя в нем какое-то странное, необъяснимое отклонение.