Магдалена, которую дома звали Ленхен, была особенно дорога Лютеру и Кати, не в последнюю очередь потому, что родилась вскоре после смерти их первой дочери Элизабет. Сидя у постели своей милой Ленхен, Лютер обратился к ней с такими словами: «Скажи, хочешь ли ты остаться со своим земным отцом или предпочтешь отправиться к Отцу Небесному?» Ответ Ленхен был: она хочет того, чего пожелает ее земной отец. Тогда, как рассказывают, Лютер сказал:
Дух бодр, плоть же немощна. Я очень ее люблю… Ни одному епископу за последнюю тысячу лет не давал Бог таких великих даров, какие даровал мне (ибо позволительно хвалиться дарами Божьими). Как зол я теперь на себя за то, что не могу радоваться от всего сердца и благодарить Бога! Но в жизни и в смерти мы принадлежим Ему[493].
Такова зияющая рана в самом сердце человеческого бытия: знание истины о Боге не ограждает нас от страданий в этом падшем мире, и, даже зная, что смерть есть переход в лучший мир, мы не можем осознать это вполне и перестать скорбеть. Ленхен умерла на руках отца 20 сентября, в девять утра. У одра ее сидели также Меланхтон и Кати: она, говорят, много дней после этого рыдала без устали. По всей видимости, были здесь и юный Ганс, и Георг Рёрер.
Когда Ленхен положили в гроб, Лютер воскликнул: «Что ж, закрывайте – она восстанет в последний день!» А когда гроб вынесли из дома, обратился к присутствующим со словами: «Не плачьте, я послал святую на небеса!» И затем, вспомнив свою первую дочь Элизабет, умершую во младенчестве четырнадцать лет назад, добавил: «Даже двух святых». Своей дочери Лютер сочинил стихотворную эпитафию:
[Я, Ленхен, любимая дочь Лютера,
Сплю среди святых мира,
Лежу здесь в мире и покое,
Ибо теперь я в гостях у Бога.
Верно, я была рождена для смерти,
Из смертного семени породила меня мать;
Но теперь я живу с Богом в довольстве
И благодарю за это смерть и Кровь Христа. ]
[494]Чуть раньше в том же году Лютер переписал завещание: теперь он отписал все, что имел, не старшему сыну, а милой своей Кати, которую безмерно любил. Вот еще один пример того, что Лютер ставил женщин выше, чем большинство мужчин того времени, – и особенно ценил свою дорогую Кати. Примерно к этому времени относятся его слова: «Ни за Францию, ни за Венецию не отдал бы я мою Кати». В комментарии на книгу Бытия Лютер писал: «С женщиной, с которой соединил меня Бог, я могу шутить, веселиться и вести приятные беседы». В новом завещании Лютер высказался ясно: Библия велит детям почитать мать, а с финансовой зависимостью матери от детей это несовместимо. «Мать, – писал он, – вот лучший опекун для детей».