Рано утром 19 февраля в городские ворота Виттенберга влетел нарочный с печальным известием. Погребальная процессия с телом Лютера двигалась куда медленнее: раньше чем через три дня она здесь появиться не могла. Филипп Меланхтон в этот ранний час готовился читать студентам лекцию о Послании апостола Павла к Римлянам. Но когда вестник протянул ему письмо Юстуса Йонаса и Меланхтон распечатал послание – скорбь охватила его, заставив забыть обо всем ином. Поднявшись в девять часов на кафедру, он не смог сказать о Послании к Римлянам ни слова. Он объяснил студентам, что не сможет сегодня исполнять свои обязанности, ибо: «Сегодня я получил печальное письмо – письмо с горестным известием, столь меня потрясшим, что не знаю, смогу ли дальше преподавать в университете. О том, что мне сообщили, сейчас вам расскажу, дабы вы не верили ложным слухам, которые об этом событии, несомненно, распространятся»[514]. Затем он рассказал о смерти Лютера – во всех подробностях, описанных Йонасом.
Свою речь Меланхтон закончил восклицанием: «Alas, obiit auriga et currus Israel!» – «Пал колесничий Израилев!» Это парафраз слов Елисея о смерти Илии в 4 Цар. 2:12.
Тем временем в Айслебене графы Мансфельдские вполне предсказуемо настаивали на том, чтобы Лютера похоронили здесь, – в городе, где он родился и где Бог судил ему умереть. В тот же день, девятнадцатого, в два часа пополудни, гроб с телом Лютера перенесли в церковь святого Андрея – буквально через улицу, примерно на пятьдесят футов от места, где он умер. Юстус Йонас произнес над ним надгробную проповедь. Призвали художника, Лукаса Фортеннагеля из Галле, чтобы тот сделал посмертный портрет. Ночью над телом бдели, сменяя друг друга, десять горожан. Утром следующего дня – двадцатого – провели еще одну службу: теперь проповедовал пастор Целеус. Однако в Айслебене Лютера так и не погребли. Курфюрст сумел переспорить мансфельдских графов и настоял на своем: Лютера должны перевезти в Виттенберг и похоронить там, в Замковой церкви, на дверях которой почти тридцать лет назад он вывесил свои Тезисы.
Итак, двадцатого числа после обеда гроб с телом погрузили на дроги, и под траурный колокольный звон, в сопровождении свиты из пятидесяти всадников, скорбный груз отправился прочь из города, где Лютер родился и умер. Где-то в пять вечера процессия добралась до Галле. На главной городской площади уже собралась в ожидании огромная толпа: и площадь, и близлежащие улицы были так забиты народом, что не протиснуться. Под звон колоколов тело внесли в церковь Девы Марии; однако для заупокойной службы было уже поздно. Именно в Галле с Лютера сняли посмертную маску. Таков был тогда обычай при погребении выдающихся людей. Однако вслед за тем скульпторы сделали нечто необычное – сняли слепки и с кистей его рук