Тяжелые шаги раздались позади, и грубый голос выругался на незнакомом языке. Туркмен повернулся, ощетинившись в свирепом рычании. Находящаяся на грани обморока девушка отшатнулась назад к дивану, прижимая руку к груди. Это был одетый в броню франк, который вошел в комнату, и перед туманным взглядом ошеломленной девушки он предстал, как одетый в железо гигант — выше шести футов ростом, его плечи и закованные в сталь конечности были могучи. От пяток до верхушки своего большого шлема без козырька он был одет в тяжелую броню, и его загорелые, покрытые шрамами черты лица добавляли зловещего смысла его внешнему виду. Не было ни единого пятна крови на его кольчуге, а его меч в ножнах висел на поясе. Девушка знала, что это мог быть только один человек — Кормак Фицджеффри, франкский изгнанник, объявленный вне закона, который примкнул на время к туркменской стае.
Сейчас он направился медленно к ним, прорычав предупреждение воину, чьи глаза налились диким светом. Туркмен выплюнул проклятие и прыгнул, как голодный волк, управляемый яростью. Одетая в кольчугу рука отбила копье в сторону, и, не прекращая движения, Кормак тут же схватил туркмена за горло левой рукой, стиснув, словно в тисках, а сжатой в кулак правой ударил свою жертву, будто молотом в висок. Под бронированным кулаком череп лопнул, как тыква, и Кормак позволил подергивающемуся трупу рухнуть небрежно у его ног. Зулейка молча стояла, опустив голову в подчинении, покорившись новому хозяину, как любому другому, но франк не выказал никаких притязаний на свою добычу. Он отвернулся, лишь мельком взглянув на девушку, но затем остановился, когда его взгляд замер на ее бледном лице. Его глаза сузились, и он медленно подошел к ней. Она стояла перед ним, как ребенок перед великаном.
Он положил свою руку на ее хрупкое плечо, и колени ее подогнулись под тяжестью ее веса. Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Его пылающие синие глаза казались ей глазами лесного зверя.
— Девушка, как твое имя? — прогрохотал он на арабском языке.
— Зулейка, хозяин, — ответила она на том же языке.
Он замолчал, словно задумался. Его покрытое шрамами лицо было непроницаемо, но она уловила новый блеск в его пылающих глазах. Не говоря ни слова, он поднял ее левой рукой, как простой человек поднимает ребенка. Его пленница не выразила никаких протестов, когда он понес ее на улицу. Кисмет[1]. Но женщина знала, что это судьба пришла за ней, а Зулейка научилась покорности на горьком опыте.
Дым стелился по улицам, гонимый порывами ветра, туркмены подожгли город. До сих пор еще раздавались вопли ужаса и агонии и крики торжествующей ярости. Кормак переступил через тело еврея, который лежал в малиновой луже. Зулейка с содроганием отметила, что его пальцы были срезаны — даже в смерти еврей цеплялся за свои жалкие сокровища. Волна тошноты накрыла ее, и она прижалась лицом к закованному в броню плечу своего похитителя, закрывшись от кошмарного вида. Внезапный жестокий крик заставил ее посмотреть снова.