Старослужащий солдат, показавший нам, как правильно заправлять койку, вешать на вешалку шинель и пришивать подворотничок, сказал: «Попали вы. Здесь вас поставят на четыре кости, оттрахают со всех сторон, выстирают в холодной воде с песком, выкрутят и сушиться на ветер повесят. Так что крепитесь, парни.» Длинно, но убедительно, если судить хотя бы по тому, как он вытягивался перед офицером. В конце концов, решили мы, «прорвёмся в тумане». И нефиг заранее рыдать. Дивизия гвардейская, как нам сообщили, у сержантов и офицеров на груди гвардейские значки, мы гвардейцы, значит? Нам сказали, что мы тоже получим гвардейские значки, но только после принятия присяги.
Отделение – это десять солдат и командир отделения, младший сержант или сержант. Двухъярусные койки, между рядами коек – по тумбочке. Получается одна тумбочка на четверых, не жирно.
Принялись знакомиться, пока есть время. Знаменитые пятьдесят минут в сутки личного времени солдата, отпущенные для ежедневного пришивания подворотничка, бритья, чистки личного оружия, сапог и написания «конспекта на родину», то есть, письма домой.
Имелось два Михаила, с ними разобрались просто: один Минька, другой Мишка. Женьку иначе как Женькой назвать нельзя было. Здоровенная такая лошадь за метр восемьдесят и с плечами, наверно, пятьдесят восьмого размера. Шкаф такой, как теперь говорят. Хэбэ шестого роста почти в облипку, на шее еле сходится воротник, ладоши лопата-лопатой. Ну и в столовой ему две порции, естественно. Такого иначе даже не назовёшь. Так оно и пошло с первого дня, что Петрова зовут Женькой.
С Афанасьевым было непонятно, потому что Женька уже есть, Женей среди мужиков как-то не принято, Евгением слишком уж официально. Именовали без имени, Афанасьевым. Или иногда Афоней. А как-то раз он по нечаянности оставил на прикроватной тумбочке письмо от мамы, в котором она его называет Евгешей. Дежурный по роте заметил неположенное, посмотрел и громко спросил: «Кто у нас Евгеша?» Ну и всё, он стал Евгешей до самого дембеля.
По составу в нашей роте полный интернационал. В других подразделениях подобная картина.
В мужской компании имена иногда ничего не значат, мне кажется. Например, Толика Кузнецова сразу и навсегда прозвали Кузей. Кузя или Толя Кузя. Инструктора по вождению старшего сержанта сверхсрочной службы Шейхитдинова с его сложным для нас башкирским именем все звали Шахом или Лёшкой, по первым двум буквам имени. Уразназарова иногда звали «Ураз семь раз и всё по-разному», потому что он был Агабай Уразназарович Уразназаров. У тёмноволосого Сашки Суворова сразу же после бриться вылезала на щеках ярко-рыжая щетина, а Гиви утверждал, что питекантропы были рыжебородые и предложил называть его Суворус Питекантропус Рыжебородус Вульгарис, или сокращённо для близких, то есть, сослуживцев, просто Питек. Ротный зампотех слегка картавил, поэтому его звали Саса (он был Александр Прокофьевич). Замполита прозвали Медный Лоб. Правда, и было за что. Некоторых звали по имени, некоторых – только по фамилии. Нашего командира батальона, Батю, почему-то прозвали Стариком Хоттабычем. Начальник штаба полка носил прозвище Буратино. Он был тощий, носатый, и если уж так хочется, его и можно было так называть, а Батя ничем не походил на старика, тем более Хоттабыча. Нашего ротного звали Чапаевым, потому что он был Василий Иванович, а кино «Чапаев» нам показывали регулярно. Начальника тыла полка майора Холина звали почти по фамилии, только заменили «о» на «у».