— Вы мне очень понравились, — сказал он на прощанье. — Может быть, мы с вами еще встретимся?
— Пригласи господина Концельмана к нам в гости, — предложила мать.
Господин Концельман не имел ничего против и в следующее воскресенье явился с букетиком фиалок для матери и коробкой шоколадных конфет для Евы. Только для маленькой Эльке он ничего не принес, поскольку не подозревал о ее существовании. Однако и это обстоятельство, по-видимому, не смутило его и не заставило отвернуться от предмета внезапно возникшей склонности. Он подержал малышку на коленях, обтянутых брюками из тончайшего сукна, и вышел прогуляться с Евой.
Лишь через несколько недель он дал понять, что его интерес к Еве не ограничивается чисто духовной сферой. Восхищение матери господином Концельманом лишило Еву сдерживающих моментов, и она пошла навстречу его желаниям со всем пылом истосковавшейся плоти.
Мать и дочь не обманулись в своих ожиданиях: когда выяснилось, что Ева забеременела, молодой человек потребовал как можно скорее отпраздновать свадьбу. Так что в торжественный день Ева еще успела пощеголять в облегающем подвенечном платье.
Молодые поселились в новой кооперативной трехкомнатной квартире, маленькую Эльке пока оставили у бабушки. Теперь Еве приходилось делать для своего мужа все то, что раньше делала его мать: ежедневно подавать свежую рубашку (в те годы на Западе в моду вошли нейлоновые, и у господина Концельмана были две такие рубашки, но все остальные надо было еще и гладить), чистить его ботинки, на ужин готовить что-нибудь горячее (поначалу он иногда недовольно хмурился, попробовав ее стряпню, но вскоре она поняла, какие блюда ему нравились) и содержать в чистоте и порядке только что обставленную квартиру. Зато ей больше не надо было работать на фабрике, и, когда ее муж уходил на службу, она могла, если хотелось, еще раз прилечь.
Суббота была днем для любви; нежные чувства господина Концельмана были четко приурочены к этому дню и не допускали никаких отклонений, поскольку в воскресенье была возможность выспаться. Лишь однажды, в самом начале супружеской жизни, Ева позволила себе выразить сбивающую установленный ритм потребность, которую он и удовлетворил — с неизменной вежливостью, но без всякого воодушевления. На будущее она решила подавлять в себе такого рода желания.
Незадолго до родов приехала на несколько недель мамаша господина Концельмана, чтобы немного помочь Еве и обслуживать своего сына во время пребывания его жены в больнице. Свекровь была шокирована манерой невестки выражаться («Вот это жук!», «Ну и видок у этой обезьяны!», «Дура дурой!»). По всей видимости, невестка произвела на нее впечатление инородного тела. Однако, как и перед свадьбой, она поостереглась высказать свое недовольство выбором сына. Он знал, чего хочет, и противоречить ему она не собиралась.