После рождения четвертого ребенка — это был опять мальчик — Ева уволилась с работы. Пришлось урезать себя во всем.
Теперь она выходила из дому только за покупками. Ева сильно осунулась, на левой ноге появилось расширение вен. Похлопочи она как следует, ей бы, вероятно, удалось получить путевку в санаторий, но на кого бы она бросила свое семейство? Мужа часто сутками не было дома — он получил категорию водителя междугородных рейсов ради надбавок к зарплате за ночные смены, а двое старших детей, ее дочь и его сын, как раз пошли в школу. Так что она стирала, мыла, варила, гладила, штопала, вытирала пыль, натирала полы и снова — стирала, мыла, натирала, ругала детей, если они ссорились и при этом что-нибудь ломали. К рождеству они купили наконец холодильник.
Потом переехали в квартиру попросторнее и отремонтировали ее своими силами, работая по выходным. Келлер был здоров как бык, и если с чем-то не справлялся, то только за недостатком времени. А Ева стала совсем худышка. От страха опять забеременеть она всякий раз давала мужу от ворот поворот, так что он вконец извелся. Сжалившись, она иногда шла ему навстречу, но такая жизнь была им обоим не в радость, зато на какое-то время в семье воцарился мир. Таким манером Еве удалось продержаться четыре года — четыре года она имела все основания каждый месяц облегченно вздохнуть. А потом опять накололась.
На этот раз она была категорически против новых родов. Того врача разыскать не удалось (наверное, удрал на Запад) — впрочем, такой большой суммы у них и на этот раз не набралось. Вот Ева и спросила у своей бывшей сослуживицы и товарки — той самой, что просветила ее насчет господина Концельмана, — как ей поступить, чтобы избавиться от ребенка.
И сделала все, как та научила, воспользовавшись долгой отлучкой мужа — ей хотелось справиться со всем этим самой. Когда температура подскочила к сорока, она кликнула дочь. Десятилетняя девочка позвала соседей. На «скорой» Еву доставили в больницу. Мужа срочно вызвали из дальнего рейса, чтобы было кому присмотреть за детьми.
На целый год Ева дала мужу полную отставку. Даже приласкать не разрешала: боялась, что расслабится и уступит. Муж начал поколачивать старших детей за любую провинность, на младших — по любому поводу кричать. Еву постоянно мучили укоры совести, она нутром чуяла связь между его срывами и своим воздержанием. Но что было делать? Опять рожать? Ведь вот у других-то иначе получается. Большинство соседей по дому имели одного-двух детей. Еве очень хотелось побеседовать об этом с другими женщинами; да только, прежде чем касаться столь интимных вопросов, надо сперва о многом друг с другом переговорить. А где взять на это время?