И она вновь сдалась. Атмосфера в семье сразу разрядилась; иногда они даже выкраивали время для загородных прогулок. Правда, люди на улицах глазели на них как на некий феномен (Ева заметила, что они мысленно пересчитывали ее ребят, стараясь уловить семейное сходство; неужели, мол, это все дети одних родителей?). Муж тоже это замечал, но ничего не говорил. А Ева думала: меня вам упрекнуть не в чем — дети одеты-обуты чисто и аккуратно, да и дома у меня все блестит. Но все же вспыхивала, когда соседи выражали желание подарить ей что-нибудь из детских вещей — например, ношеное, но еще вполне годное платье. С языка у нее уже было готово сорваться: «Спасибо. Мы в подачках не нуждаемся». Но она так отрывисто и неприветливо бросала это «спасибо», удержавшись от остального, что у большинства пропадала охота к новым пожертвованиям.
На старших детей теперь уже возлагались почти все покупки — матери оставалось лишь написать, что именно надо купить, — да и в школе их иногда даже хвалили. Только сын Концельмана частенько приходил домой с записью в дневнике, под которой ей надлежало расписаться (например: «Уве не вышел к доске, когда его вызвали отвечать». Или: «Уве сорвал занятие, запев посреди урока песню про елочку» — дело было в мае).
Ева регулярно посещала все родительские собрания (если они не приходились на один и тот же день), поэтому при выборах нового родительского комитета кто-то предложил ее кандидатуру, и все единодушно проголосовали «за». Она вздыхала: еще хлопот прибавится. Но в душе даже немного обрадовалась — вот уж не думала, что ее сочтут достойной такого поста. Она согласилась и потом — несмотря на лишнюю нагрузку — ни разу не раскаялась, потому что вновь приобщилась к заботам других людей, могла сравнить их со своими, а иногда и помочь. И если бы не ежемесячные страхи, сочла бы себя чуть ли не счастливой.
Государство позаботилось о том, чтобы многодетные семьи получили всевозможные привилегии. Семейство Келлер без предварительной записи приобрело стиральную машину, причем в кредит и без всяких процентов. Супруги на радостях распили бутылочку вина и пустились танцевать под музыку из радиоприемника. Младший ребенок проснулся и, едва разлепив сонные глазки, спросил, нельзя ли ему тоже с ними попрыгать. Они вынули малыша из кроватки и продолжали танец уже втроем.
Когда и ему пришел срок идти в школу, Ева, накладывая испеченное по этому случаю домашнее печенье в кулек для сладостей, доставшийся, ему от старшего брата, уже знала, что этот мальчик не останется младшим. Но что удивительно: она легко примирилась с этой мыслью. И впрямь — после стольких лет они вполне могли себе позволить еще одного ребенка. Муж Евы как можно дольше не сообщал у себя на работе о намечающемся прибавлении семейства — почему-то ему было неловко перед товарищами. Зато Ева только улыбалась, перехватив сочувственный взгляд кого-нибудь из соседей («Бедняжка опять попалась»). Ничего, как-нибудь справимся, просто опять придется немного сократить расходы.