— Фрау Шнайдер назначила мне восемь утра и шесть вечера ежедневно и сказала, чтобы мы не опаздывали, так как в другое время она меня принять не сможет, у нее и так дел хоть отбавляй. Она мне тут кое-что порассказала… Ты можешь меня возить по вечерам, мама — утром, а когда у тебя вечерняя смена, то наоборот. Ох уж этот проклятый сахар, заполучила на старости лет.
Петер не ответил, подыскивая что-нибудь из Элвиса повеселее, его диски он знал наизусть, однако в данную минуту ничего особенного на ум не шло. Он не мог отделаться от мысли, что завтра надо опять сюда тащиться — веселенькое дело! — и ведь угораздило эту бестолковую сестру разболеться. Кто знает, что с ней, если вообще с ней что-нибудь. На следующий день, вечером, Петер снова отвез бабушку в дом престарелых. На скамейке перед приемной по-прежнему сидели три бабули, а может, это были уже другие? Ведь старики все на одно лицо, чуть тоньше или чуть толще, зато морщины, зубы, волосы — не отличишь. Но это была несомненно Уши, и та, с искусственной челюстью, уже снова улыбалась. А почему бы им и не сидеть здесь, ведь он пришел в то же время, когда они наверняка ждут уколов. Он встал напротив, насвистывая «I can’t stop loving you» Рея Чарлза, не очень громко, но толково, с настроением, и, когда Уши прервала его, рассердился.
— Все же как это мило, что вы возите сюда свою бабушку. — Подумать только, можно, значит, обратиться к человеку на вы. Петер на секунду оборвал свист, ухмыльнулся и засвистел снова. — Да вы бы присели, процедура наверняка займет какое-то время.
Сегодня он, конечно, не такой дохлый, чтобы всю дорогу рассиживать, но ведь от одних только этих взглядов свалишься на скамейку. Бабули подвинулись, освобождая ему место.
— У меня тоже несколько внуков, — начала Уши, едва только он сел, — точнее, пятеро, один уже женат, вот только, кажется, с детишками у них там что-то не ладится, а ведь у самого так много братьев и сестер, должно быть, все дело в его жене, у нас в семье такого еще не было. Другие — те помоложе, один учится, что-то там иностранное, но сейчас, как говорит мой сын, когда все так много путешествуют, у него хорошие перспективы…
— Что ж, мы в свое время тоже поездили, мой муж был моряком, он плавал по Рейну, от Страсбурга до Роттердама, и так по нескольку раз в год, пока дети не пошли в школу, тогда я уж перестала…
— Да вы ведь уже рассказывали, фрау Войтович.
— А молодой человек не слышал. Он же еще ничего не видел в жизни.
Ну до чего долго все опять тянется, а тут еще эти заспорили; пациенты ждут, а этот Попугай знай заговаривает зубы его бабушке.