К автобусу, увозившему наш ансамбль на вечернее выступление, мы бежали из последних сил, потом долго не могли отдышаться. Все были в сборе и ждали нас. Наше опоздание не было оставлено без внимания, некоторые — а особенно Лейла — всю дорогу развлекались тем, что так и этак подтрунивали над нами. Меня это не трогало. Мне знакомы подобные штучки. А Матей постоянно смущался и чувствовал себя неловко; он напряженно смотрел в окно и еще пытался при этом улыбаться. Это их только сильнее разжигало. Милые у меня коллеги.
Деревня, где нам предстояло выступать, находилась на окраине Нидерлаузица. Дорога шла через разработки бурого угля, среди карьеров и отвалов — чисто лунный ландшафт. Когда мы прибыли на место, деревня показалась обжитым людьми оазисом.
В этот вечер было много всякого такого, от чего на душе стало и скверно, и грустно. Сцена в деревенском клубе оказалась слишком мала, специального помещения для переодевания не было, пришлось использовать для этого заднюю гостевую комнату, которую для нас заранее освободили. Публика состояла большей частью из бабуль и дедуль, казалось, целый век сидят они в этой деревушке, позабытые богом и людьми. Бургомистр, дядечка образца пятидесятых годов, выступил с непременной речью о социализме, о неуклонном движении вперед и о нас в нашем отечестве ГДР.
Выступили мы в этот вечер плохо. Даже скверно. Хотя кое-кто из бабуль утирал платочком глаза. В основном когда мы пели старые песни. Это только разозлило меня. Досадно было за нас, за наш ансамбль.
После концерта мы еще побыли там с час. Бабули вовсю глушили ликер, дедули — водку; они настойчиво приглашали нас пить вместе с ними и обязательно за их счет.
Я выбралась из зала, пошла искать Матея; среди шума, возлияний и табачного дыма я и не заметила, как он куда-то скрылся…
Я сбежала по каменным ступеням крыльца — меня обступила вдруг тишина. У крыльца стояли две машины и несколько велосипедов, прислоненных к стене дома.
Небо все было в звездах. Прохладная июньская ночь. Я зябко поежилась. Жакет мой болтался на стуле где-то там, в комнате, но назад идти не хотелось — это значило по меньшей мере раза два-три выпить с бабулями, а отказывать было неудобно.
Я пошла вдоль улицы. Постройки были преимущественно старые, новые дома не попадались. Деревенька доживала последние дни, она была назначена на снос. Палисадники, чувствовалось, запущены, сплошь поросли бурьяном, заборы кругом тянулись ветхие, облезлые… Я дошла до конца улицы — собственно, и вся деревня. Сосновый лес, обступавший ее со всех сторон, здесь был сильно вырублен; совсем рядом угольные разработки — за торчащими пнями вдалеке светились огни; слышен был звук работающих экскаваторов…