Сибилла вытерла слезы и пошла назад, к кожаной банкетке.
Через некоторое время женщин вызвали одну за другой; каждая получила направление в соответствующее отделение клиники.
К вечеру все обследования и неприятные процедуры, которые она выдержала стоически, были закончены. Сибилла думала, что теперь она выглядит, пожалуй, не лучше женщин после аварии на шахте, в ожидании подъемника, — с ввалившимися щеками, с землистого цвета кожей, с тенями, залегшими вокруг глаз.
Ее определили в палату, где были еще четыре женщины, по виду на два-три года моложе Сибиллы. Операция была назначена на следующее утро. Она сидела, согнувшись, на краешке кровати и думала, как пережить оставшееся время.
Она прошла в комнату к медицинской сестре и спросила, нельзя ли ей переночевать дома. Сестра сочла просьбу Сибиллы неуместным требованием.
— Уж несколько-то часов как-нибудь потерпите, — прибавила она, смягчившись, когда внимательнее вгляделась в ее лицо.
К вечеру женщины в палате разговорились. Одна Сибилла лежала молча, уставившись в потолок. Почти у каждой из женщин были дети, один или двое. У трех это было уже позади. Они давали советы и подбадривали.
— На самом деле это не так скверно.
Когда на следующее утро она, распяленная, как курица, которую потрошат, лежала на операционном столе, то чуть сама не выхватила из рук врача маску. Только бы поскорее вон отсюда, из этого мира. А там будь что будет.
— Спокойно, спокойно, дышите ровнее, — говорил чей-то голос, затем голос сестры: — Не бойтесь, мы не начнем, пока вы не уснете.
Сибилла видела перед собой большую круглую операционную лампу, она становилась все больше и надвигалась на нее, свет становился все ярче, слепил глаза… Было ощущение, будто бы она падает в какую-то безвоздушную шахту, откуда-то издалека доносились неясно и странно звучавшие голоса, она стремительно падала вниз, в ушах у нее гудело, она не должна, не хотела падать вниз, Сибилла учащенно дышала, только не вниз — вверх, вон, вон из этого мира, лететь, не падать, вон, вон…
Сибилла почувствовала, как кто-то перекладывал ее с каталки в кровать, чья-то рука мягко прикоснулась к ее щеке, она слышала голос:
— Теперь все будет хорошо.
«Утешай, утешай», — думала Сибилла устало. Она чувствовала, как тело ее медленно погружается во что-то мягкое, как вата, — сон обволакивал ее, а она все еще пыталась ухватить ускользавшую мелодию: ю-пи-ду, ю-пи-ду, ю…
Уже к обеду она смогла встать. Ни на следующий день, ни после никто ее не навестил. Кроме Фреда, ни одна душа не знала, что она в больнице. На четвертый день, утром, она на такси приехала домой. О том, что могло бы быть, она запретила себе думать навсегда.