Кандида смотрела на них.
Рыбы были немы, а глаза у них словно вышли из орбит.
Кандида поняла, что рыбы умирали.
— Почему они ничего не говорят? Разве им не больно? — спросила она у матери.
— Просто мы не слышим, — ответила Мария.
Кандида показала на рыбью пасть, жадно хватавшую воздух.
— Ей же больно! — сказала она мужчине, стоявшему у лунки. — Рыба кричит!
Мужчина улыбнулся.
Как замечательно было, широко раскинув руки и подставив спину ветру, подгоняющему тебя, все быстрее и быстрее скользить по льду на коньках. Назад Кандида ехала с подветренной стороны, укрывшись за спиной Марии. Она слышала, как рыбы ударялись ртами о лед, поворачивались и молнией исчезали в глубине.
Иногда Кандиду охватывал страх перед этой глубиной. Казалось, что озерная гладь внезапно треснет, как стекло, и вот-вот раздастся звон. Взглядом девочка отыскала мать и пристально вгляделась в нее. И больше ничего, ни криков, ни жестов, ни мольбы о помощи. Лед был прочным, и Кандида почувствовала, что он выдержит ее. Она видела, как легко движется по льду мать, видела спокойствие рыбака и непринужденное веселье детей.
Вне детского дома Кандида не встречалась с его обитателями. Ей повезло, она жила рядом. Другие дети приезжали изо всех районов города и из поселков и туда возвращались на выходные.
В эти дни ее товарищами по играм становились соседские дети и ребята, приходившие на озеро издалека, покататься на коньках зимой и летом искупаться.
Кандида почти все время проводила в компании мальчишек и сама стала похожа на мальчишку короткой стрижкой, обветренными и исцарапанными руками. Она умела прочно укрепить крючок на леске, перелезть через любой забор, забраться на любое дерево. Случалось и подраться. Тогда она приходила домой с разбитым носом, ни на кого не жалуясь, готовая подвергнуться любой опасности, если надо было доказать свою храбрость.
Мария видела, что куклы валяются в забвении, а единственным удачным подарком оказался самокат, если не считать принадлежностей для рыбалки да еще коньков.
Кандида играла только на улице. Она набивала себе шишки и рвала одежду. В доме ее интересовали лишь сказки — на пластинках, по телевизору, иногда и те, которые рассказывала мать. Начав любую другую игру, Кандида ничего не доводила до конца, ломала и настольные игры, как только они становились непонятными. И тогда девочка, насупившись, сидела среди обломков.
Мария требовала, чтобы дочь убирала за собой. С обеих сторон это было состязание в непреклонном упорстве. Мария проявляла последовательность в своих требованиях, а Кандида — в сопротивлении.