Враги сдавались. Они бросали щиты, роняли оружие и опускались на колени в траву. Женщины закрывали собой мужчин, умоляя прекратить это безумие, и я решил, что крови пролито достаточно.
– Финан! Берем пленных! – приказал я.
Из-за ворот послышался звук рога.
Бой, начавшийся так стремительно, так же стремительно и завершился, как будто рог стал знаком для обеих сторон. Он запел снова, требовательно, и я заметил, как толпа перед воротами подалась вглубь форта, освобождая дорогу.
Появился епископ Леофстан, сидя верхом на своем мерине и ногами почти цепляя землю. За священником последовал более внушительного вида отряд воинов во главе с Меревалем, в середине которого ехала Этельфлэд. Затем настал черед Хэстена и его свиты, а за ними повалили новые мерсийцы Этельфлэд.
– Ты нарушил перемирие! – набросился на меня отец Сеолнот, скорее опечаленный, чем разгневанный. – Господин Утред, ты нарушил данное нами торжественное обещание! – Он смотрел на распростертые на траве трупы: выпотрошенные тела, кишки которых переплелись с изрубленными кольчугами; тела с расколотыми черепами, с мозгами, вытекающими через треснувшие шлемы; тела, красные от крови, уже облепленные мухами. – Мы поклялись пред Господом! – уныло завывал он.
Отец Харульд, лицо которого окаменело от ярости, опустился на колени и взял одного из умирающих за руку.
– У тебя нет чести! – ядовито бросил он мне.
Я тронул Тинтрега и приставил окровавленное острие Вздоха Змея к шее датского священника.
– Знаешь, как меня прозвали? – процедил я. – Меня называют убийцей попов. Скажи еще хоть слово насчет моей чести – и я скормлю тебе твое собственное дерьмо!
– Ты… – начал было он, но я с силой ударил его Вздохом Змея плашмя по голове, опрокинув на траву.
– Ты солгал, поп, – рыкнул я. – Ты солгал, поэтому не говори мне о чести.
Датчанин промолчал.
– Финан! Разоружи их всех! – рявкнул я.
Этельфлэд вывела свою кобылу, преграждая путь к побежденным норманнам.
– Почему? – горестно спросила она меня. – Почему?
– Потому что это враги.
– Форт сдали бы на Пасху.
– Госпожа, Хэстен за всю жизнь не сказал ни слова правды, – устало объяснил я.
– Он присягнул мне!
– А я никогда не освобождал его от данной мне присяги, – резко возразил я, неожиданно разгорячившись. – Хэстен – мой человек, давший мне клятву! И никакое количество священников этого не изменит!
– А ты дал клятву мне, – напомнила она. – Поэтому твои люди – мои люди, а я заключила с Хэстеном договор.
Я развернул коня. Епископ Леофстан подъехал было ближе, но отпрянул. И я сам, и Тинтрег были перепачканы кровью, мы пахли ею, она блестела на клинке моего меча. Я привстал в стременах, крикнул, обращаясь к тем из людей Хэстена, кто пережил бойню: