– Когда ты придешь в следующий раз?
– Скоро. Когда будет что поведать.
– Тверд ли ты?
– Да, я тверд.
Именно этот ответ желал услышать старик.
Судя по голосу, Майлз Ванроу расстроился:
– Почему вы не позвонили мне сразу, как только это случилось?
В кабинет Сьюзен вошла Кейт Фокс с пачкой отпечатанных на компьютере листов, перетянутых резинками. Она что-то спросила, но Сьюзен не расслышала. Кейт Фокс пришла совершенно не вовремя.
– Подождите секунду, – попросила она Ванроу, затем, прикрыв рукой трубку, сказала Кейт, что сейчас придет к ней сама. После того как Кейт вышла и закрыла за собой дверь, Сьюзен извинилась перед гинекологом и сказала: – Я не позвонила потому, что было одиннадцать часов вечера. И потому, что был только один приступ резкой боли, который тут же прошел. Я подумала, что это какой-нибудь мышечный спазм, реакция на вчерашнее обследование.
– Вы не должны сами ставить себе диагноз, Сьюзен, и давайте договоримся: время дня или ночи не имеет значения. У вас есть все мои телефонные номера. Я хочу, чтобы вы звонили мне – будь то в одиннадцать вечера, в три ночи или в пять утра. Единственное, что может меня расстроить, – это если вы не позвоните мне в одиннадцать часов вечера или в три часа ночи. Мы с вами в одной команде, вы и я, мы работаем вместе, и мы вместе пройдем эту дистанцию. Обещайте мне, что больше никогда так не поступите. Обещайте.
Сьюзен пробормотала невнятное извинение.
– Мне нужно это услышать, Сьюзен. Мне нужно, чтобы вы громко и отчетливо сказали: «Мистер Ванроу, всякий раз, когда у меня возникнут боли, даже самые слабые, или я почувствую, что что-то не так, или просто меня что-нибудь обеспокоит – и не важно, насколько сильно будет это беспокойство, – я позвоню вам и в одиннадцать вечера, и в три ночи, и в пять утра». Скажите это!
Сьюзен сказала. На аппарате мигал огонек второй линии, но она не обратила на него внимания.
– Ну хорошо, – сказал Ванроу. – Надеюсь, теперь мы лучше понимаем друг друга?
– Конечно.
– И боли больше не повторялись?
– Нет.
– Кровотечения не было?
– Не было.
– И совершенно никакой боли? Никакого дискомфорта?
– Никакого.
– Вообще никакой? Ни малейшего спазма?
– Ни малейшего.
Ну, почти никакой боли. Она слегка кривила душой, так как у нее не было времени ехать на прием к Ванроу. Живот все же немного болел, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, от которой она с криком проснулась ночью.
Она не испытывала никакого беспокойства – Ванроу ведь обследовал ее только вчера и сказал, что все в порядке. Если бы что-нибудь было не так, он бы ведь наверняка сказал ей, разве нет?