— Они расплачутся, — предрекла Лорри.
И пусть я не сомневался в безумстве Панчинелло, его достижения произвели на меня впечатление.
— Защитить диплом по юриспруденции, выучить немецкий, норвежский и шведский, начать писать роман… мне бы на это потребовалось гораздо больше девяти лет.
— Секрет в том, что я могу разумно использовать большую часть моего времени и концентрироваться на главном, не отвлекаясь на яйца.
Я понимал, что рано или поздно нам придется коснуться этой темы.
— Мне очень жаль, что все так вышло, но ты не оставил мне выбора.
Он небрежно взмахнул рукой, словно потеря мужского хозяйства особого значения не имела.
— Не будем никого винить. Что сделано, то сделано. Я не живу в прошлом. Я живу ради будущего.
— В холодные дни я хромаю, — признался я.
Он погрозил мне пальцем, звякнув цепью, которая пристегивала руку к кольцу на столе.
— Нечего хныкать. Ты тоже не оставил мне выбора.
— Полагаю, это правда.
— Я хочу сказать, если мы будем мериться виной, то главный козырь у меня. Ты убил моего отца.
— Если бы только твоего, — вздохнул я.
— И ты не назвал своего первого сына в его честь, как обещал. Энни, Люси, Энди, никакого Конрада.
Холодок пробегал у меня по спине, когда он перечислял имена наших детей.
— Откуда ты знаешь, как их зовут?
— Прочитал в газетах в прошлом году, после всей этой суеты.
— Под суетой ты подразумеваешь его попытку убить нас и похитить Энди? — спросила Лорри.
— Расслабься, расслабься, — Панчинелло лучезарно улыбнулся. — Нам тут делить нечего. Иногда с ним было трудно.
— Может, «трудно» — это мягко сказано? — спросила Лорри.
— Пусть будет трудно. Кому знать об этом лучше меня? Может, вы помните, но девять лет тому назад, в подвале под банком, когда всем еще было весело и хорошо, я сказал вам, что у меня было холодное, лишенное любви детство.
— Сказал, — кивнул я. — Именно так ты и сказал.
— Он пытался быть мне хорошим отцом, но не было в нем родительских чувств. Вы знаете, что за все годы, которые я здесь провел, он ни разу не прислал мне ни рождественской открытки, ни денег на сладости?
— Это плохо, — и я действительно, пусть и немного, посочувствовал ему.
— Но, разумеется, вы приехали сюда не для того чтобы мы могли рассказать друг другу, каким он бы мерзавцем.
— Если уж на то пошло… — начал я.
Он поднял руку, останавливая меня.
— Прежде чем вы скажете, зачем приехали, давайте обговорим условия.
— Какие условия? — спросила Лорри.
— Вероятно, вам нужно от меня что-то важное. В бы не приехали сюда, чтобы извиниться за то, что кастрировали меня, хотя я был бы вам признателен, если бы приехали. Если вы хотите что-то от меня получить, я имею право на компенсацию.