Кан, привыкший к похвалам отца ещё меньше, чем братья, расплылся в счастливой улыбке. Тенций поспешил уйти, чтобы не омрачать праздник первой победы своим хмурым видом.
Как уже было сказано, Тенций недолюбливал своего младшего сына. Внешне Кан невыгодно отличался от остальных его сыновей — рослых, мускулистых и проворных парней. И афинский тысячник твёрдо вбил себе в голову, что из младшего толку не выйдет. Кроме того, Кан скомпрометировал его до сих пор незапятнанную репутацию. Принадлежа к той твердолобой породе людей, которые рождаются, живут и умирают с неизменной формулой: «я составил своё мнение, и не сбивайте меня с толку вашими фактами», он накрепко разуверился в собственном сыне и не желал замечать очевидного.
Кэнт и Герт приподнялись с места, приветствуя знаменитого поединщика. Предложив ему присесть у огонька, и угостив чашей мессенского вина, бывший кормчий поздравил его с победой и попросил передать благодарность Священному отряду за прошедший бой.
— Моя сотня сделала не меньше, чем фивяне, — угрюмо буркнул Тенций. — Мы не только сдержали вражеский натиск, но и рассекли его строй. За что же благодарность им?
— За то, что они выиграли схватку. Не будешь же ты отрицать, что не будь фивян…
— Не будь фивян, — резко прервал его тысячник, — мы управились бы и сами!
— Это неправда, — спокойно ответил кормчий. — Афиняне хорошо поработали, но победу одержали всё же фивяне. Они смяли фланги атлантов и окружили их. Впрочем, никто не спорит — ты и десяток Фидия дрались под стать беотийцам, а, может, и покрепче.
— Меня не интересует личная слава, — Тенций вздёрнул подбородок, — но я не потерплю умаления доблести афинян.
— Да, ты пойми, что только ты да твои сыновья отличились в этой схватке, остальные ничем похвастать не могут. А в Священном отряде каждый воин достоин нашей признательности.
— Это что же получается? Афиняне, стало быть, слабаки? А мы-то что же — не афиняне, что ли? Ты говори, да не заговаривайся, Аркадец! — Тенций начал горячиться. — Любая сотня из моей тысячи стоит сотни фивян!
Тут и в Кэнте заговорила врождённая властность…
— Командующим правым флангом союзной армии назначен я, а не ты, Норит! — сказал он резко, и в тоне его голоса послышались повелительные нотки. — А потому изволь выполнять приказ! Я приказываю тебе передать благодарность Священному отряду! И точка.
— А я отказываюсь подчиняться человеку, который нив грош не ставит моих людей!
Герт, до сих пор спокойно слушавший спор решил, что дело зашло слишком далеко. И что надо вмешаться:
— Дозволено ли мне, скромному микенскому бойцу вымолвить словечко в споре великих воинов? — спросил он насмешливо. — О чём спор, друзья? Что вы сцепились, будто петухи? Кого отметить — фивян или аттийцев? Это же ясно — десяток Фидия хорошо проявил себя, вынесем благодарность ему. Пусть Тенций назовёт ещё кого-нибудь из своей сотни, кого стоило бы похвалить. Молчишь, Норит? Ну и всё — мы благодарим Фидия и его бойцов, а также тебя лично. Что касается Священного отряда, то в нём трудно выделить кого либо, все дрались примерно одинаково, а стало быть, все имеют право на нашу признательность. Всего-то делов…