— Я вам покажу, как маленьких обижать! — выкрикивал Кэм при каждом удачном выпаде.
Под маленькими он, очевидно, подразумевал себя и Кана, поскольку Орит, хоть и выглядел не таким крепким, как окружавшие их враги, но ростом почти никому не уступал.
Кан сражался молча. Воодушевление, принесшее ему победу над одним из лучших поединщиков Первой Имперской прошло, но зато остались стойкая ожесточённость и спокойная уверенность в собственных силах. Да, он устал. Да, ему было тяжело. И всё же ни один из имперских бойцов, поочерёдно становящихся на место вышедших из строя, не мог дотянуться клинком до его тела, а его выпады сеяли смерть в рядах противника, будто десница беспощадного Таната.
Что же касается Орита, то он бился, как обычно — стойко, неподатливо, с опасной дерзостью опытного, знавшего и свои и чужие поражения и ничего уже не боящегося воина.
А время шло; всё трудней и трудней становилось добираться до нахальных юнцов, насмехающихся над лучшими силами шестого когопула — вал из тел Белых Султанов окружал ахейцев и с каждой минутой становился всё выше.
А время шло, сыпались секунды и минуты на чашу тысячелетий, равнодушных к отдельным человеческим судьбам, но сейчас каждый миг работал на трёх друзей, приближал помощь, отодвигал ещё недавно такое близкое соседство царства подземного бога обители умерших. Уже совсем рядом взлетает и опускается кроваво-красная до самой рукояти секира Медиса, уже все остальные звуки вокруг заглушает размеренный лязг боевых цепей.
— Сейчас ребята! Потерпите ещё минутку! — слышится уже спокойный, убеждённый в удаче голос пастуха.
Орит, прикрывшись щитом, делает бросок, и сражающийся с Медисом Султан валится наземь, поражённый под левую лопатку. Медный шар на тяжёлой цепи опрокидывает противника Кэма…
Цепники окружают молодых героев, передние разят атлантов, остальные тискают в объятьях спасённых. Венета плачет уже от радости, обнимая разом и брата и любимого. Но бой ещё не кончен — исполненный решимости Медис отстраняет от Кана его подругу:
— Сражаться ещё можешь, командир?
— Могу?! Глоток вина — и я перережу весь когопул!
— Можно и вина, — это Априкс протолкался сквозь толпу цепников, за ним следует его сын, четырнадцатилетний Элоп — с чашей в одной руке и гидрией в другой.
В гидрии разведённое кисловатое вино, кувшин долго стоял на солнце, так что пить из него можно без опасения — не запалишься. Ай, да дядюшка Априкс!
Махом опрокинув чашу, вытерев поданным плащом пот с лица и шеи, Кан заново затянул ремень шлема под подбородком, взглянул на меч. Худо! Клинок совсем выщербился — странно даже как эти тупым куском металла он ещё недавно умудрялся пропарывать крепкие вражьи латы.