К ним на скорости приближались два танка. Из «тридцатьчетвёрки» их окликнул Шестаков:
— Живые есть?
— Мы с десантником уцелели, — отозвался механик. — Остальной экипаж погиб и второй десантник тоже.
— А Соломин Родион?
— Погиб он, товарищ капитан. Вон тело лежит, курткой накрытое. Ногу почти напрочь оторвало.
— Ладно… оставайтесь пока здесь. Я вызову фельдшера.
— Поскорее бы. У меня тоже нога перебита. А мы тут повоевали маленько, с пяток фрицев ухлопали.
Когда оба танка умчались, десантник Земцов огрызнулся.
— Ты что ли воевал? Ни одного выстрела не сделал, в снегу весь бой прятался.
— Я раненого спасал, да и какая разница, кто фрицев пострелял! — разглядывая окровавленные руки, проговорил механик. — Сейчас им комбат покажет! Перевязывай, чего смотришь! Не видишь, что кровь течёт?
Война страшна во всех её проявлениях. Но лучше не видеть, что остаётся в сгоревших машинах от экипажей и безжалостную месть танкистов врагу. Слишком много ненависти накопилось за полтора года войны.
«Тридцатьчетвёрка» комбата, слепя разбегающихся немцев светом фар, вела огонь из пулемётов, подсекая метавшиеся фигуры. Некоторых сбивали корпусом, и под гусеницами обрывался чей-то короткий крик. Позади машины темнело расплывающееся пятно и смятая каска.
Двадцать семь тонн металла не оставляли шансов выжить тем, кто прошлым летом весело шагал по дорогам России. Завоёвывая бескрайнюю страну, присматривал участки плодородной земли и поражался самой большой в Европе реке.
— Волга! Наконец-то победа!
— Гляньте, как горит Сталинград!
Это было в полдень двадцать третьего августа сорок второго года, когда немецкая авиация превратила город в горящие развалины, а под бомбами погибли за один день 40 тысяч его жителей — большей частью женщины и дети.
Теперь шёл январь. А в заснеженной ночной степи два русских танка добивали остатки прорывавшегося из окружения отряда.
Расстался с жизнью штабной обер-лейтенант. Ему исполнилось двадцать три года, он вырос в большой семье, в которой родители и дети присягнули на верность фюреру и носили нацистские значки. Обер-лейтенанту прочили быструю карьеру. Он был инициативным и грамотным офицером, хорошо знал русский язык.
Когда его ослепили фары лёгкого танка Т-70, он отшвырнул в снег автомат и выкрикнул:
— Я из рабочей семьи и ненавижу…
Младший лейтенант, командир танка, не дослушав его, нажал на спуск пулемёта. А механик, направив машину на тело офицера с блестящими погонами, выругался:
— Поздно опомнился, сучонок!
Танк встряхнуло, а младший лейтенант догонял светящейся трассой двоих солдат в серых касках, пытавшихся добежать до низины.