***
Архидьякон стоял посреди пустынной набережной.
«Для чего я здесь?» — спрашивал он себя, с необъяснимой уверенностью в том, что у всего происходящего есть некая — не вполне от него зависящая, но требующая его участия, — цель.
Но только ночь и снег окружали Люциуса, и даже взгляду не за что было зацепиться на рисованной черно-белыми красками картине зимнего Лондона.
И все же он заметил нечто его заинтересовавшее: дальше по течению реки темнели очертания, соединяющего ее берега, моста.
«Уж не с него ль я упал десять дней назад?» — подумал архидьякон, направляясь в сторону широкой — удобной для пеших, верховых и экипажей — каменной переправы. — «И почему это событие в моей памяти сохранилось лишь как бредовое сновидение?».
Эти вопросы заставили Люциуса испытать необъяснимое волнение при вступлении на заснеженный настил моста; а глядя на его высокие борта, он вдруг усомнился:
«Можно ли упасть отсюда?» — и вспоминая слова констебля Дэве о попытке самоубийства, вздохнул: — «Да и было ли это падением?».
Превозмогая какой-то почти суеверный страх, архидьякон подошел к краю и посмотрел вниз: скованные льдом берега и незамерзающий водный поток в центре, дополняемые ощущением высоты при взгляде с моста, являли собой зрелище всерьез пугающее.
«Выжить после такого…» — невольно представляя себя летящим в эту холодную пропасть и в ужасе отшатнувшись, подумал Люциус. — «Невозможно!».
— Ты умер, — жестоким откликом на эту мысль прозвучал из ниоткуда голос Маргариты. — Дважды!.. И оба раза то был выбор твой.
Архидьякон вздрогнул. Но не успел он задуматься над смыслом этих таинственных и страшных слов, как снег за его спиной заскрипел под чьим-то тяжелым, явно не женским, шагом. Неизвестный мужчина — обычный, ничем с виду не примечательный, горожанин, — нарочито медлительной походкой человека, который уже близок к своей цели, но еще о многом не успел поразмыслить, прошел всего лишь в паре метров от Люциуса и даже не заметил его.
Архидьякон некоторое время сопровождал незнакомца взглядом, а потом, по ведомой ему одному причине (возможно лицо этого человека, выражавшее последние сомнения перед принятием некоего отчаянного решения, чем-то напомнило Люциусу утреннее посещение собора Филиппом), проследовал за ним.
С четверть мили прошли они по задуваемой холодным ветром набережной, прежде чем спуститься по узкой лестнице к реке, а затем еще столько же, вдоль берега, до старого лодочного причала, на краю которого незнакомец наконец остановился. До сих пор не замеченный им Люциус замер немного поодаль. Что-то подталкивало его заговорить с этим человеком, но он никак не мог на это решиться. Вернее он просто не знал, как приступить к разговору.