Мои тики, заскоки, как их назвал отец, не могли не испоганить все. Первым на это обратил внимание учитель истории. По-началу его забавляла тщательность указанных дат, мест и обстоятельств на каждом листке каждого контрольного теста. Я помню, я очень старался бороться с этим. Я реально не хотел попасть в мясорубку пристальной опеки обеспокоенных моим внутреннем состоянием взрослых. Но мистер Бикс, высокий видный дядька, с загаром из соседнего солярия и белоснежной улыбкой, хоть и из добрых побуждений, но все же втянул меня в очередной круговорот радушного унижения, тем самым придав еще большую силу едва утихшей во мне буре.
«Я заметил, как ты, войдя в класс пересчитываешь всех сидящих, а потом считаешь шаги до парты. Я бы решил, что это шалость, но вот это — он потряс перед моим лицом листком бумаги, на котором красовались цифры и короткие тезисы, — вот это привело меня в ступор. Конни, что с тобой происходит?»
Блять. Ну вот как так можно было облажаться. Я либо случайно сдал этот чертов листок вместе с контрольным, либо обронил его где-то, либо попросту забыл его в классе. Мне даже стало жалко мистера Бикса. Он первым узрел затаившегося во мне дьявола. Дьявола, которого я пытался гнать из всех сил, но который ни перед чем не останавливался, который не слушал меня, который поглощал меня. Там было все. Все самые мельчайшие подробности моей жизни. Все самые опасные мои мысли. Самые гнусные и грязные. Они гудели в моей голове, разрывали ее на части и единственным способом избавиться от них было выплеснуть их на бумагу. Там была и задница моей симпатичной одноклассницы Ани, и мои мысли о том, что стоило бы выкопать Колина из могилы и сделать частью нашей домашней выставки памяти его самого, и мои эротические фантазии. Я дрочил столько, сколько помню себя. Мои фантазии об Ани, фантазии о Томасе, все они, все они были там. Скупо. Без деталей. Лишь даты. Отдельные слова. Лишь, зацепки… Но от того они были еще чудовищнее, еще страшнее, были особенно реальны в своей лаконичности и безэмоциональности. Этот листок, один из множества, торчащих из карманов моих брюк, это была моя личная терапия. Только так я заставлял заткнуться демонов, беспрестанно разрывающих меня на части.. Мне, тогда еще глупому, не представилась во всей свой ужасающем мощи картина моего дальнейшего существования. Я надеялся, что после того, как мне отчитают и выпорют, я снова заживу прежней жизнью. Лишь месяц, думал я, может чуть дольше, пристального внимания, а потом все, все станет на свои места. Но не тут то было. Наше гуманное общество вдруг со всей полнотой осознало как важно меня излечить. И ринулись они, предварительно выпотрошив меня наизнанку, ринулись они натягивать на свои серые руки перчатки и надевать на свои одинаково грязные рты респираторы.