Школьный психолог, Элен, эффектная блондинка с огромной грудью, которую она безрезультатно пыталась прятать в уродливых свитерах, она с ужасом ознакомилась с содержанием этого треклятого листка. Я видел как ей стало не по себе, когда я просверлил ее взглядом, с ног до головы. На самом деле, я хотел позлить ее. Я уже оказался в жопе. А строить из себя примерного мальчика и взывать к жалости мне не хотелось.
Что? Вас что-то удивило? Вы надеялись услышать от меня нечто другое? Какие-нибудь сопливые нюни, чтобы вас разжалобить? Нет же. Не найдетесь, я не буду играть в вашему мерзкую игру под название «изобрази сочувствие, а потом положи хуй». Не надо мне этого. Мне и так тошно от всего этого действия, от всего этого маскарада, от ваших пресных, добропорядочных лиц. Я часто спрашиваю себя, почему, ну почему же я уродился таким ублюдком, жил этим ублюдком все эти годы и являются таковым и сейчас? Что же мешало мне быть обычным, таким как ваши сыновья, как надоедающие вам дети злоебучей кузины? Почему мне не повезло родиться таким чтобы устраивать вас и ваше общество? Почему во мне развилось все самое порочное, что могло развиться в человеке, почему выросли самые жалкие, гнусные, низменные наклонности; все те чувства, которые я вменяю вам в вину, почему я сам испытываю их постоянно? Каждый день, из недели в неделю, из года в год.
Я не буду утомлять вас рассказом о том, как меня затаскали по врачам, напичкали хуевой тучей таблеток и заставили молиться еще чаще и усердней. Такой поворот событий, конечно пошатнул наше еще недавно благополучное семейство. У отца за спиной шептались. Слухи по городу расползаются слишком быстро. На самом деле, я думаю отец многим не давал покоя в нашей общине, а после смерти Колина и сейчас, после моих проблем, все страстно кинулись перемывать ему кости и плести интриги. Мне даже стало жалко бедолагу. Кто бы мог подумать, что все так сложится. Маман пребывала в депрессии. Она никак не могла смириться с подсдувшимся авторитетом семьи, а потом, по пошлой классике жанра, взяла в привычку пачками жрать антидепрессанты.
Из школы меня все-таки исключили. Как сказала Элен, у меня серьезные проблемы и я могу плохо влиять на одноклассников. Стентону я тоже изрядно успел надоесть. Выперли меня под благовидным соусом из лживой заботы и лживого сочувствия. Мать его! Знали бы вы как сильно я старался остаться в школе. Тики мои несколько отступили за два года жесткой травли организма медикаментами, но зато, во всей своей красе выросли на плодородной почве пубертатного периода мои порочные наклонности. Как ни боролся я с собой, как не говорил я себе, что надо оставаться в струе, в потоке, в классе, я не мог перебороть эту безумную страсть. Я успел облапать практически каждую девчонку в школе, да что там, я не пропускал ни единой школьной учительницы, но апофеозом и отправной точкой моего дальнейшего падения послужил устроенный мной в школьном дворе фейерверк. Видели бы вы как круто это было, как эффектно. Высыпали все они, каждый из них, взбудораженные, взволнованные, испуганные. Некоторые из них пришли в восторг от моей выходки, я видел зависть в глазах школьных хулиганов — они никогда бы на такое не решились, так как боялись получить пиздюлей от родителей, в виде домашнего ареста, запрета на сладкое или еще какое-нибудь сомнительное наказание. Они боялись лишиться того, чего у меня никогда не было. Учителя же, эти высокомерные занозы в заднице, они были в ужасе. Как такое могли произойти прям под их благопристойными носами. А что если бы начался пожар, вопрошали они. А что если бы кто-то пострадал? А что если бы пострадал он сам? А что если бы земля к черту взорвалась? Эти мудаки придумывали самые невероятные истории, пытались отыскать во мне истинное злое, а в мыслях моих — ужасный замысел. Я сразу же пожалел о содеянном. Сразу стало очевидно, что на этот раз не обойтись даже пилюлями, но как бы не корил я себя за все свои мерзкие выходки, где-то в глубине души я понимал, что только это, только такой всплеск эмоций позволял мне оставаться в трезвом уме. Ведь каждая гадость, которую я выкидывал, на время освобождала меня от мучительной власти уничтожающих меня обсессий.