«Мы еще не узнавали. На все воля Божья, — он сказал это с каким-то надрывом в голосе, а потом резко перевел тему — ну, поднимайся наверх. Справа увидишь гостевую».
На втором этаже было три комнаты — родительская, детская, оформленная в нейтральных тонах, но все равно с бабскими рюшами и бантами и гостевая, как сказал отец. Гостевая. Не подумайте, мне реально было плевать. Вот честно. Мне было плевать. Нахер они мне сдались. Но сам факт. Блять, почему так нечестно? Почему так, мать его, нечестно? Я не думал, что человеку так легко найти замену. Они, мать их, готовили замену как мне, так и Колину. Мы не удались. И они взяли право на второй шанс. Теперь то понятно, беременность, переезд, новая тачка — естественно, они не смогли оплатить мой летний пансионат. Они совершенно правильно вкладывались в новую жизнь. А мой летний приезд был всего лишь неприятной, но сносной издержкой. Я плюхнулся на кровать. На гостевую кровать. Кто интересно тут будет гостить? Отец Джереми наверно? А может они и с ним порвали все отношения? Черт их знал. Даже в свои лучшие времена, они не часто принимали гостей.
Я посмотрел в окно за кроватью. Во дворе, в новом дворе, резвилась новая собачонка. Мои родители начинали новую жизнь. Они уже ее начали. Новый дом, новая тачка, новая работа, новый собака, новый ребенок, мать его. Я был и правда лишним на этом празднике жизни. Нужно валить отсюда, решил я. У меня были неплохие сбережения. Все то, что родители присылали мне этот год, я не потратил ни цента, по сто пятьдесят долларов в месяц, тысяча триста пятьдесят итого, добавьте к ним подарок на рождество в пятьдесят баксов и столько же на день рождение и отнимите по десять баксов за каждый месяц из 9. Итого, тысяча четыреста пятьдесят долларов минус девяносто равняется тысяче триста шестидесяти. Мне не хватало сто сорока баксов, чтобы оплатить летний пансион. Ну уж эти деньги они точно накинут сверху. Мое пребывание дома определенно обойдется дороже, не говоря уж об эмоциональном дискомфорте который испытаем все мы. Я достал из сумки аккуратно сложенные купюры. Пересчитал. Ровно тысяча триста шестьдесят долларов. Блять. Вот только зря потратили столько времени на дорогу. Нужно было им сразу предложить такой расклад. Сопливый придурок, я видимо все еще на что-то надеялся.
Я поправил кровать за собой и спустился вниз. Мать с отцом о чем-то шептались. Два чужих мне человека о чем-то шептались. Я кинул деньги на стол.
«Может закончим этот цирк?» — меня трясло. Вы и представить себе не можете как больно мне было. Черт, да я и сам не мог этого представить. Я не нуждался в своих родителях, я не скучал по ним, я злился и бесился на них, когда они лезли ко мне, я ненавидел их, когда они пытались ломать и давить меня. Черт! Но как же, мать его, больно понимать, что тебя просто нахуй вычеркнули из жизни. Вычеркнули. Поставили крест на еще не выкопанной могиле. Так, чтобы понятно были куда идти. Это было не эмоциональное — «пошел вон» или «видеть тебя не хочу». Это было взвешенное решение, обдуманное — начать жизнь с чистого листа. И они его приняли. А я стоял там, раскрасневшийся, жалкий, в растрепанных чувствах и думал только об одном — мне то куда девать? Мне то куда идти? Мне то с кем себя ассоциировать? Кто я вообще такой, мать его?