Какое же это все-таки странное чувство – видеть издалека свое жилище в мельчайших деталях. Такое ощущение, будто сама уже умерла (не важно, как, но раз – и уже мертвая) и наблюдаешь с того света за домом, в котором жила прежде. Долгое время он был твоим, но больше тебе там не место. Близок и знаком до боли, но вернуться в него ты уже никогда не сможешь. Такое вот странное отчуждение охватило Мариэ.
Затем она посмотрела на свою комнату. Окно ее выходило в лощину, но было завешено шторами – плотно, без единой щели. Шторы привычного оранжевого цвета с рисунком изрядно выцвели на солнце и заметно потускнели. Что за шторами, не разобрать, а вот вечером, когда в доме горит свет, ее собственный силуэт должен быть смутно виден. Насколько – не поймешь, пока не окажешься здесь ночью. Мариэ потихоньку вращала бинокль на подставке. Где-то в доме должна быть тетушка, но Мариэ нигде ее не видела. Может, хлопочет на кухне – готовит ужин? А может, отдыхает у себя в комнате? Так или иначе, другую сторону дома отсюда не видно.
Мариэ захотелось прямо сейчас вернуться домой, и желание молниеносно захлестнуло ее. Хочу сидеть на обычном кухонном стуле, и пить из своей кружки горячий черный чай, и смотреть, как тетя готовит еду. Как это было бы прекрасно! – думала она. Прежде она даже на миг не могла себе представить, что когда-нибудь станет с любовью думать о собственном доме. Она долго считала его пустым и безобразным – ей было нестерпимо неприятно в нем жить. Она мечтала поскорее стать взрослой, чтобы покинуть этот дом и поселиться одной в таком жилище, что будет ей по душе. Однако прямо сейчас, глядя на свой дом с другой стороны лощины сквозь линзы бинокля, она желала в него вернуться во что бы то ни стало. Потому что там, как ни крути, моя родина – и там мне надежно и безопасно.
В ту минуту ей послышался легкий гул, она оторвалась от бинокля и увидела, как в небе летит нечто черное. Пчела! Крупная пчела с длинным телом – наверное, все-таки шершень. Агрессивная тварь, которая убила ее мать, с очень острым жалом. Мариэ поспешно заскочила в дом и, плотно задвинув стеклянную дверь, заперла ее. Шершень какое-то время кружил за стеклянной дверью, будто бы подкарауливая Мариэ. Он даже несколько раз бился в стекло, но вскоре отчаялся и куда-то улетел. Мариэ облегченно перевела дух, но дышать ей все еще было тяжело, сердце чуть не выпрыгивало из груди. Шершни – она их боится больше всего на свете. Сколько раз отец рассказывал ей, какие они страшные создания. Сколько раз она видела их на картинках в атласе природы. Постепенно ей стало страшно, что она когда-нибудь разделит участь матери – умрет, искусанная шершнями, ведь не исключено, что она унаследовала от матери аллергию на пчелиный яд. Когда-нибудь и она умрет, с этим ничего не поделаешь, но это должно произойти намного позже. Прежде ей хотелось бы все-таки хоть раз ощутить, каково это – иметь пышную грудь и упругие соски? А умереть раньше от укуса шершня – очень жестоко и несправедливо.