— Я же прошу тебя только рассказать кому-нибудь о том, что вчера случилось.
— Кому именно?
— Ну, например, преподобному отцу Уилтону, он наверняка знает, что надо сделать.
— Через мой труп, — ответствовала Селия. — Мы с ним расходимся во взглядах на очень многие вещи.
— Тогда мистеру Личмену, констеблю.
— У мистера Личмена случаются припадки.
— А при чем тут припадки?
— Мне его собственная сестра сказала. У него бывают припадки. И даже, — добавила Селия с торжествующим видом, — выступает пена на губах.
Щеки Мейбл так разгорелись, что казалось, кожа на них вот-вот лопнет, как кожура на перезрелом помидоре.
— Может, ты все-таки перестанешь заговаривать мне зубы?
— Вовсе я не заговариваю тебе зубы. Ты упомянула мистера Личмена, я только заметила, что у него бывают припадки. И серьезные.
— Пустые слухи.
— Ах, слухи? Значит, когда ты узнаешь что-нибудь интересненькое о ком-нибудь, тебе говорят истинную правду, а я только собираю слухи?
— Надевай пальто, мам. В церковь опоздаем.
— Не хочу я идти в церковь.
— Верю, что не хочешь, но тебе это необходимо; мне пожалуй, тоже. А после службы пойдём к мистеру Личмену. Все равно, пускает ли он пузыри, как шампунь в ванне или нет, но ты расскажешь ему, что случилось, покажешь бумажник и опишешь человека в машине.
— Я его как следует не разглядела при свете фонарей.
— Но в бумажнике, небось, был какой-нибудь документ, в котором указано имя владельца?
— Да. Гэлловей. Рональд Джерард Гэлловей.
— Наверняка не настоящее, — заявила Мейбл. — Пошли, пора ехать.
Весть о том, что Рон Гэлловей в субботу около десяти часов вечера проехал на машине через местечко Торнбери, дошла до Эстер в воскресенье после обеда.
Она только что вернулась из охотничьего домика и раньше времени пила чай с сыновьями в их комнате для игр на третьем этаже. Мальчики вели себя несносно. Ощущая отрешенность и озабоченность матери, они чего только не придумывали, чтобы вернуть ее в повседневную реальность и обратить ее внимание на себя.
Бросались хлебными шариками, обзывали друг друга, не обошлось и без слез. В этой обстановке Эстер старалась оставаться доброй, но твердой, однако слишком велико было нараставшее в течение суток напряжение, и она сама была уже на грани того, чтобы разрыдаться, когда вошла Энни и объявила, что в библиотеке ее ждет мистер Брим.
— Разве я не сказала вам, что меня ни для кого нет дома? — резко сказала Эстер, срывая зло на служанке.
— Я ничего не могла поделать, миссис Гэлловей. Он сказал, что у него очень важные новости. А кроме того, это не кто-нибудь, а мистер Брим. — Энни сделала особое ударение на имени посетителя, чтобы придать ему особый вес, отчасти для того, чтобы оправдать свое неповиновение хозяйке дома, отчасти потому, что жаловала Гарри. Он всегда обращался с ней уважительно.