Когда на дворе появились французы, Тольский вышел к ним и обратился к офицеру с таким вопросом:
-- Надеюсь, господин офицер, мирных жителей вы не лишите свободы?
-- О да... Разумеется... Мы воюем только с солдатами! Этот дом ваш?
-- Да, мой, -- несколько подумав, ответил Тольский.
-- Ваш дом мы должны занять под квартиру нашего генерала.
-- В Москве, господин офицер, кроме моего дома много других. Где же я стану жить?
-- Живите, где хотите... Только этот дом завтра будет занят генералом Пелисье; я -- его адъютант -- остаюсь в доме сейчас же, мои солдаты -- тоже. Мы страшно проголодались, и вы, как радушный хозяин, угостите нас...
-- И угостил бы, да нечем; у меня ничего нет.
-- Вы говорите неправду... Сами-то вы что-нибудь едите и пьете?
-- Да, голодным не сижу.
-- И мы не станем здесь, в вашей медвежьей стороне, голодать!
-- А поголодать вам все же придется... Ведь в Москве никакого провианта нет...
-- Куда же он подевался?
-- Нужное вывезено для снабжения армии, а ненужное уничтожено.
-- Чтобы не доставалось нам? Не так ли?
-- Совершенно верно; чтобы не доставалось неприятелю, -- спокойно ответил Тольский.
Француз вспылил и обрушился с бранью на Тольского. Последний не остался в долгу, и результатом перебранки было то, что Тольский очутился под домашним арестом: он сидел взаперти в своем кабинете под охраною французских солдат.
Адъютант генерала Пелисье, оставив в доме человек пять солдат, с остальными отправился в Кремль, на смотр, назначенный Наполеоном.
Въезд Наполеона в Москву был далеко не триумфальным, так как его встретили лишь несколько оборвышей и выпущенных на свободу арестантов.
Не такой встречи ожидал покоритель полумира. Въехав на Поклонную гору, он залюбовался на открывшуюся перед его глазами чудную панораму Москвы. Не будучи уверен, что ему отдают эту русскую столицу без сражения, он послал узнать своих ординарцев, где русская армия, и те, вернувшись, доложили ему, что ни в Москве, ни около нее нет войска. Тогда Наполеон двинулся к городу, но, не доезжая до Дорогомиловской заставы, сошел с коня и стал ждать из Москвы депутации и городских ключей. Он привык к шумным победным овациям, которыми встречали его в Вене, в Берлине, в Варшаве и в других побежденных городах. Того же ожидал он и в Москве. Но -- увы! -- ни лавров, ни цветов не поднесла ему белокаменная: она готовила его непобедимой армии гибель.
Долго и нервно расхаживал Наполеон, поджидая депутацию; наконец ему надоело ждать и он сердито крикнул, обращаясь к свите: