Престарелый главнокомандующий, привстав на дрожках, печально смотрел на начавшийся пожар Москвы.
Ему сказали, что Москва уже занята неприятелем.
-- Что ж? Это -- последнее торжество их, -- спокойно произнес князь Кутузов и повел нашу армию далее.
За нею спешили уйти и москвичи. Остались очень немногие, и в числе их Тольский. Он с нетерпением ждал прихода ополченцев, собранных Смельцовым из своих крепостных. Однако это ополчение опоздало: проникнуть теперь в Москву, находившуюся во власти Наполеона, ему было довольно трудно, почти невозможно, так как у всех застав находились французские солдаты, которые никого не впускали и не выпускали.
Во всем доме Смельцова оставались только двое -- сам Тольский и его слуга Иван Кудряш, а во дворе, в маленьком флигеле, находился старик Василий. Он обрек себя на смерть и готовился к ней, как истинный христианин. О земном он не думал: все его мысли были сосредоточены на загробной жизни, и он проводил время в своей каморке за молитвой и за чтением божественных книг.
Второго сентября, в день, когда Москва занята была французами, к сторожу в каморку вошел Тольский и, застав Василия за чтением, спросил:
-- Что, старик, читаешь?
-- Отходную себе...
-- Разве ты собираешься умирать?
-- Собираюсь, сударь!
-- Разве ты болен?
-- Всем я, сударь, здоров, только душа у меня болит смертельно.
-- Тебе жаль Москву?
-- И Москву жаль, и весь наш народ. Россия гибнет...
-- А ты забыл, старик, присловье: "Велик Бог земли Русской". Москва, может, и погибнет, но Русь будет спасена. У нас есть опытный вождь и храбрые, могучие солдаты. Наконец, весь народ вооружится против завоевателей. На защиту родной земли восстанет всяк, и горе тогда будет нашим врагам.
Едва Тольский проговорил эти слова, как быстро отворилась дверь и в каморку сторожа вбежал Иван Кудряш; бледный и сильно взволнованный, он дрожащим голосом произнес:
-- Беда, сударь, большая беда!
-- Что, что случилось? -- в один голос спросили Тольский и сторож Василий.
-- Французы у наших ворот; я в окно увидал.
Как бы в подтверждение слов Кудряша в запертые ворота послышался громкий стук.
-- Это они, оглашенные... Вот когда наступает мой страшный, смертный час, -- упавшим голосом проговорил сторож.
-- Ну, до твоего смертного часа еще далеко; французские солдаты не дикари, они мирных граждан не трогают. Ступай, отопри ворота, а я спрошу у незваных и непрошеных гостей, что им надо. Не бойся, тебя я в обиду не дам. Иди же, отпирай!
-- Слушаю, мне что же. -- И сторож пошел к воротам.