— Чудом, — пробурчал себе под нос рыжий Дир. А Бран, уходя, поморщился. Сразу ясно, кем он меня считает. Знать бы — весь мир устроен так мерзко, или это у меня в нём самая поганая роль?
Морита села на корточки у изголовья и смотрела… почти как мама. Я опустил ресницы. Не надо мне новых привязанностей, сетей для сердца, всяких заботливых взглядов… Трясины, я не стану плакать!
— Необычный он, твой друг, — в её голосе звучал вопрос… Ну и к чёрту. Ну и пусть! — И не скажешь, что Рыцарь. О тебе спрашивал. Волнуется за тебя. Рыцарь и менестрель, ну дела… Ты не обижайся, я ничего такого не думаю! Ещё молока дать тебе? Или есть хочешь?
— Спасибо, нет, — пробормотал я, вдруг совсем теряясь. — Вообще… спасибо.
— Ладно, — она встала. — Потом поешь. Плохой у тебя вид, мальчик. Зря ты в степь пошёл, я скажу. И впрямь чудом выжили! Ты спи, отдыхай. А что они болтали, ну, про розги и прочее, это пугали просто, чтоб ты не врал. У нас такое не принято. Тебя никто не обидит. Я уж тебе обещаю.
Ну почему чья-то небрежная ласка мгновенно превращает мои нервы в кисель, моё самообладание — в дым, а всего меня — в жалкое, дрожащее существо, видимое насквозь для любого взгляда?!
Энтис спрашивал обо мне? Энтис за меня волновался?
Я долго спал, проснулся, попил и вновь провалился в сон. А потом он пришёл. Он мне снился: эллин и сероглазый мальчик, высокий и стройный; он всё отводил взгляд… а я вот часто на него поглядывал: мальчишка-Рыцарь казался несчастным, и я не мог отделаться от идиотской мысли, что это из-за меня. Теперь-то я уверен. Ему тяжело видеть боль. И зачем его заставили смотреть, как кого-то бьют кнутом?
Он здорово похудел, щёки ввалились, губы в трещинах. Глаза — огромные тёмные пятна на бледном, в следах солнечных ожогов лице. Будто от всего лица остались одни глаза… Я неуверенно улыбнулся:
— Привет.
— Здравствуй.
— Ты как? — спросили мы хором и засмеялись. Я приподнялся на локтях, он сунул мне за спину подушку, помогая устроиться поудобнее. Руки у него сделались совсем тонкие, он же меч удержать не сумеет…
— Не сердишься на меня, Рыцарь?
Он задумчиво изогнул брови. Странно, волосы золотые, а брови такие тёмные.
— Ну… немножко. За то, что ты обманывал.
Уточнять, возражать, выкручиваться, как всегда… нет, я не мог. Просто ждал. Ни на что не надеясь.
— Ты не делил поровну, — сказал он мягко. — Тогда я не понимал. Будто спал на ходу. А тут вспомнил и твоё лицо, и всё-всё. — Серые глаза влажно блеснули: — Ты отдавал мне свою жизнь, по капельке. И ты тянул меня вперёд. Я помню. Если б ты не заставлял меня идти, я бы умер. Я навсегда в долгу, Вил.