Поселенцы, с первого дня тщательно лелеемые (ценою многих жизней коренных обитателей мира), ни на миг даже не заподозрили, что тут есть эти самые коренные обитатели.
Лат вовсе не прятались — наоборот! Они постоянно старались пообщаться со своими удивительными подопечными. Они испробовали множество тонов, оттенков и мелодий. Они выплели сотни узоров, пытаясь быть замеченными, — но… к их огорчению, люди оставались глухи и слепы. Но лат не сдавались — лат вообще были существа упорные, а препятствия их только развлекали, поскольку делали мир куда интереснее.
Если люди не замечают нас, рассудили лат, то посмотрим, кого они замечают.
На «присматривание» ушло ещё немало людских лет; за это время люди расплодились, обжились, притерпелись к коварному климату (не подозревая, что на самом деле это климат «притерпелся» к ним), и — что особенно радовало людей, — обжились в новом мире также и завезённые животные: куры, кролики, лошади, кошки и собаки. Другая земная живность не вынесла тягот межзвёздного путешествия и первых лет колонизации, но это не огорчало людей: мир порадовал их сходными существами, которых можно было употреблять в пищу и использовать для работ; и к тому моменту, как лат открыли для себя собак, люди уже успели позабыть, что не все четвероногие «соседи» — уроженцы этих краёв.
А собаки были для лат открытием столь колоссальным, что открыватель тотчас был возвеличен и пользовался редкостным почётом, пока не ушёл, и славной памятью вплоть до предела дней. Изучив отношения людей и собак, лат поняли: вот то, что им нужно! Человек доверяет псу — пёс защищает человека. И при этом ни тот, ни другой не вступают в какие-то дополнительные, обязывающие, могущие причинить неудобство отношения, а напротив — оба крайне довольны и счастливы таким положением дел и обществом друг друга.
Для лат эта «находка» была поистине сокровищем. И они стали учиться быть собаками.
И когда они научились… последовало новое ошеломляющее открытие. Лат познали совершенно новое чувство: ущерб и окончательный распад «твёрдой» формы доставлял неистовое, ни с чем не сравнимое по остроте наслаждение. Это было похоже на знакомое им наслаждение от защиты — но во сто крат сильнее!
Лат были очень серьёзны в отношении к играм — предельно серьёзны. Сама по себе острота удовольствия не имела значения — нет, лат стремились именно к тем чувствам, что так или иначе связаны с защитой. Наиболее близким людским понятием (хотя лат этого и не знали) было «спортивное поведение». Получить бессмысленное ранение или разрушить форму, прыгнув со скалы, было «неспортивно» — а значит, не весело.