Пока Лорд-Смотритель излагал суть дела, с мальчиком возились трое: Рэйд, дежурный из Внешнего Круга, и двое ребят, которых он позвал помогать. И, конечно, один из них Кер! Ему всегда так везёт. Белый, как мел, и руки дрожат. Какое счастье, что я замешкался у конюшен, ведь мог оказаться на его месте… Нет, я не мог! Меня не должен касаться этот кошмар — принимать участие в наказании… кого угодно! Даже менестреля, который нарушил Черту. Низкое создание без достоинства и чести.
Его поставили меж двух столбов, лодыжки раздвинутых ног сжали колодки, на узкие запястья легли кожаные петли. Цепи, прикреплённые к петлям, рванули руки в стороны и вверх. Тонкий, худой, все рёбра видно под молочно-белой кожей. Длинные, до острых лопаток, иссиня-чёрные вьющиеся волосы. Кнут запутается в них… Дева Давиат, зачем так натягивать цепи?!
Рэйд собрал волосы в пучок и перебросил ему на грудь. Дёрнул сильно — наверняка причинил боль. Менестрель молчал. Всё время. Я стоял совсем близко: меня пропустили вперёд, а я не успел вовремя сообразить, к чему идёт, и потихоньку отсюда смыться. Вот уж чего я никогда не хотел — смотреть на такое! Десять ударов. Наказание менестрелю, который осмелился пролезть в Тень Ордена и издавать тут шум, самоуверенно именуемый подобными людьми «музыкой». Его минела — в руках Сэвила Грана, Смотрителя. Рэйд хмурится, кладя руку на рукоять кнута. Бедняга. Только успел войти в Круг — и вдруг оказывается, что одной из твоих обязанностей станет такая грязная работа!
Мальчик облизнул губы и чуть повернул голову. И глянул прямо на меня. Прямо мне в глаза.
Кнут ожил, взлетел, опустился. Звук, который будет преследовать меня ночами. Он повис в густой тишине, не желая уходить. Других звуков не было. Ни единого. Кнут хлестнул снова. И, проклятие, я был так невыносимо близко! Снова… Я чувствовал себя слабым и больным, мне было холодно и жарко одновременно, и дико хотелось растолкать толпу и убежать как можно дальше от алых капель крови на белых камнях, от звуков кнута, бьющего так сильно… от его глаз.
С него сняли оковы. Теперь Рэйд обращался с ним куда мягче: вина уходит с искуплением. А он вёл себя достойно: не кричал, не молил, не плакал. Принял расплату, как Рыцарь… Ох, я совсем спятил! Сравнить Рыцаря — с менестрелем?! И где, интересно, была стража? Надо сказать Милорду — может, мы сами должны охранять Черту? Если меня заставят взять в руки кнут, я просто грохнусь в обморок!
Он стоял в круге, склонив голову, и выглядел… усталым? Опустошённый, вот это слово. Будто ему всё равно. Ни стыда, ни облегчения, ни желания поскорее уйти. Что творится у него в сердце?