Энтис вытряс в рот последние капли и уронил бутыль в траву. Вил подобрал и спрятал: в трактире за неё дадут немало, а им деньги нужны, одёжка на зимних дорогах вся обтрепалась… нет, уже не им. Ему одному. Он вздохнул. Никаких денег не жаль, чтобы вернуть те дни, когда расставание казалось далёким-далёким, нереальным… только деньги тут не в силах помочь. Никто и ничто ему не поможет.
— Очень кстати это вино, — промурлыкал Энтис, развлекаясь тем, что длинной (и обгорелой на конце, чему он, похоже, не придавал значения) веточкой трепал волосы Вила, навивал на неё пряди и легонько дёргал. — Настоящий праздник, не хуже, чем дома. — Он рассмеялся: — Нет, лучше, в тысячу раз лучше! С живым огнём, и запахом леса, и с тобой. Жаль только, у меня нет подарка. Если бы ты в деревне сказал…
Вил смущённо тряхнул головой:
— Что за радость в чужих вещах? Не огорчайся. — Он помедлил. — А может, ты мне сыграешь? Любую мелодию, какая сама получится. — На Энта он не смотрел. — Тогда выйдет… совсем твоё. Без чужих рук. Без всего, что пахнет деньгами. Пожалуйста.
Энтис вынул флейту и поднёс к губам. Из хрупкого кусочка дерева лились чистые нежные трели, а Вил лежал, глядя на звёзды, и радовался, что ночь скрывает от друга его лицо. Но даже тень Замка над головой не могла прогнать чувство: он счастлив. Со слезами на глазах, с сильно бьющимся сердцем, он слушал музыку, рождённую для него — единственным в мире человеком, который был ему дорог. А тот, шагнув сегодня прямо в объятия смерти, чудом остался жив, мог поговорить с ним, мог его коснуться. И хотел сделать ему подарок. И играл ему. А что ещё в Сумраке достойно называться счастьем?
Он со стоном открыл глаза. Диван и одежда залиты изумрудной жидкостью. Бокал валяется на полу: он его смахнул, когда случилось… непонятно что! Он следил за мальчишкой, и всё шло в точности по плану — второму из двух: с торговцем мальчишка не поехал (наверно, не очень-то ему поверил) и пошёл в Лойрен (он усмехнулся) — прямо в руки поджидающей его «дружелюбной» компании. М-да, весьма нежно настроенной компании, уж об этом он позаботился! Проклятье, но что же произошло потом?!
Он с трудом сел, опираясь спиной на подушки. Тело дрожало, словно он много дней не брал в рот пищи. В голове ураган: раскаты грома, перед глазами вспышки молний… Он поднял бокал, наполнил до краёв изумрудным напитком и залпом выпил всё до капли. Многовато для одного раза, но снадобье возвращает ясность сознания — а ему необходимо как можно скорее понять, что вдруг стряслось в этом мире! И, тысяча проклятий, как же не вовремя! Он мрачно взглянул на стол — на флягу, заполненную на треть другим напитком, сочного рубинового цвета, — и в который раз с бессильным гневом подумал: всё равно он не может следить за мальчишкой по-настоящему! Все его таланты, опыт и знания — и снадобье из непостижимо дальних краёв впридачу — не способны открыть ему чувства и мысли одного глупого ребёнка! Он в состоянии лишь узнавать, где мальчишка находится. Но почему именно там, с кем и что делает — всё скрыто во тьме! Грош цена такому «наблюдению»! И сам себе укоризненно возразил: и это немало, и не будь способа выслеживать его хотя бы так — и игра сделалась бы куда сложнее… и опаснее. А посему не стоит гневить Судьбу, выискивая причины для жалоб. Лучше уж вспоминать об удачах.