— Я не шучу, — спокойно возразил юный Магистр. — Они позволили мальчишке уйти от них живым.
— Позволили! — вознегодовал Сальвье. — О, Мерцание! Позволили!
Эдрин отвлёкся от созерцания небольшого камешка, подобранного из травы во время пылкой речи Этарриса, и обратил к нему задумчивый, неизменно безмятежный взор больших чёрных глаз.
— Это именно так, Тар. Он жив и сумел покинуть Тень — следовательно, смерти они ему не желали.
— Ему следует преисполниться глубокой благодарности? — ядовито осведомился Этаррис, пылающий гневом и явно не убеждённый. — А мне лично засвидетельствовать Лорду Трона Каневара, как я признателен за потрясающую доброту, проявленную Орденом к моему ученику? Редкое милосердие: пытать до потери рассудка, но зато сохранить жизнь! Всё в рамках Заповедей и в духе нежной любви к людям!
— Мы для Ордена не люди, — отозвался Ченселин. — Люди — в Тени Ордена. А за Чертой — животные и грязь. Мы попадаем в последнюю категорию. Стало быть, это действительно милосердие. Если слух мне не изменяет, его рассудок не разрушен. Нужно время и покой… и никакого огня. Знак-другой, и он поправится. Дети Вэй удивительно выносливы, — он холодно улыбнулся, — в противном случае наши ученики вряд ли добирались бы до Седьмой Ступени.
— Хм. — Этаррис кивнул. — А его Кружево, Чен? Хоть какие-то звуки ты слышишь?
Ченселин промолчал. Он мог поклясться, что видел призрак слезы на щеке Всадника-из-Бури… но, разумеется, самый остроглазый художник не нашёл бы в лице старшего из Лучей Звезды ни намёка на столь яркое проявление горя, как слёзы.
— Жаль, — бесстрастно заключил Этаррис. — Он был один из лучших за последние пять лет. Нелепая история. Ну, далее наша совместная работа бессмысленна. Благодарю, достойные лорды. Подозреваю, без вашей помощи, — смотрел он на Эдрина, — живым я бы его не застал.
Всадник-из-Бури опустился на колени рядом со своим учеником. Он двигался по-юношески легко; но вот его глаза — они были мрачными, и усталыми, и бесконечно далёкими от юности.
— Я добрался сюда лишь за секунду до вас, — Эдрин слегка пожал плечами. — И от меня почти не было толку, Тар. Я пятые сутки ношусь по моим деревням и сьеринам без единого часа сна. Люди как сговорились: все женщины решили одновременно родить, а все мужчины — заболеть, и весьма серьёзно. Я едва слышу Кружево, без шуток. Отдайте свою благодарность не мне, а вэй’Ченселину. Мои соболезнования, и до встречи.
И исчез, едва договорил, — с лёгкостью, заставляющей изрядно усомниться, что он действительно так утомлён, как уверял. Впрочем, столь изящный его