— Ты быстро вернулся. А я думал, всю ночь мне ждать.
— Ночь? — тупо повторил я, уставясь на флейту… лишь бы не в эти глаза!
— Ты же взял куртку. Я решил, что ты хочешь побыть один. Я дома часто так убегал и гулял ночами.
— Не страшно тебе было? — вырвалось у меня.
— Ну, на меня тут никто не нападал. Только бессонница. Я начал играть… Ты слышал?
Я опустился в траву, скрестив ноги, и свалил в кучу одёжки, минелу и фляжку.
— Ты хорошо играл. Лес, и ожидание, и умирающий закат. Ты же сам придумал? Мне понравилось.
Его глаза сияли так, что больно было смотреть. Как на солнце — до слёз.
— Я играл и представлял: вот я открою глаза, а ты тут. И вдруг — получилось! Прямо как в сказке.
— В сон потянуло, — я с усмешкой пожал плечами: — И в животе слишком пусто для ночных прогулок. Одна музыка и была: кишка на кишке вальс играла, хоть подпевай.
Он засмеялся.
— А я сегодня впервые в жизни голод почувствовал по-настоящему. Ну, обычно как: проголодался — поел. А тут до меня вдруг дошло: есть-то нечего. И спать не могу. Одна флейта остаётся. Интересно.
— В голоде интересного мало.
— Во всём новом есть интересное, — задумчиво возразил он. — Кто знает, что ждёт меня впереди?
— И хорошо. От таких знаний счастливей не станешь. И зачем самому напрашиваться на боль?
Он серьёзно покачал головой:
— Ты всегда делаешь это сам. Ты можешь прийти лишь к тому, к чему шёл. Мне боль не нужна, но мы с ней встречаемся, от неё не убежать. Как от смерти: я её не ищу, но она же наступит.
— Её-то ты не называешь «интересной»!
— Почему? — он удивлённо вскинул брови: — Я о ней много думаю. Какой окажется вторая жизнь и будет ли хоть чуточку «жизнью»… Ну да, всякому знанию свой срок. Я не пытаюсь поторопить Судьбу. Просто не хочу быть пушинкой на ветру. Мне нравится видеть, что меня ждёт, даже если плохое. Отец говорил: рисковать не глупо, а зачастую необходимо; а вот идти на верный проигрыш — и правда глупо. Если точно знаешь, что сил не хватит, а всё равно лезешь в драку. Если идёшь прямо в болото.
— А если идёшь, стирая ноги, и тебе больно, и всё-таки идёшь и идёшь?
Он нахмурился и посмотрел мимо меня.
— Мне сил хватало.
— До поры до времени. А потом сидишь тут и шагу сделать не можешь.
— Я могу! — серые глаза горячо сверкали. — Ты мне запретил, но я могу! Хоть сейчас. Проверь!
— Делать мне нечего, только тебя проверять.
— Что? — он растерянно тряхнул головой: — Ну, ладно. Завтра. Ведь завтра всё равно придётся.
— Не завтра. И не в твоих глупых сапожках. Босиком пойдёшь, когда ноги заживут. Через недельку.
— Ты же спешил!