Сложим воедино могучую силу, скрытую в Камне, и особенности, присущие Чар-Вэй: властолюбие, неразборчивость в средствах для достижения цели, пренебрежение к людским жизням (исключая свою только жизнь), их жестокость с учениками, их всепоглощающую, неистовую, неподвластную доводам разума гордость (и, как следствие, полнейшую неспособность признавать поражение и отступать). Всё это соединить — и выходит, что Камень просто обязанбыть предметом заветных чаяний любого Чар-Вэй, хотя бы десятой частью души и рассудка пребывающего в мире Сумрака.
А коли так — многие, думается нам, за двадцать три столетия пытались Камнем завладеть, и многие же вынашивают такие планы сейчас, и так оно останется впредь — пока не сыщется тот, чьё упорство и искусность в играх с Кружевами приведут-таки его к желанной цели. К власти над Камнем.
К единоличной, неоспоримой и полной власти над Тефрианом.
Не надо обладать ярким воображением, чтобы представить набор чудовищных событий, неминуемо последующих за Воссиянием. Первое, что наверняка проделает любой Пламенеющий, — припомнив «радостные» годы своего обучения, отыщет нежно любимого учителя и заставит его испытать на себе все Семь Ступеней Боли, а то и не раз. Далее, так как надменная Звезда вряд ли охотно склонится даже перед его могуществом, он утопит в крови Огненную Башню — а затем, опьянев от вкуса всевластия и обретя милую привычку терзать и убивать, обратит свой взор на людей, не владеющих Даром касаться Кружев Чар. И ограничится ли он Тефрианом, или его аппетиты распространятся на соседние страны, а там и на весь Сумрак, — но годам, следующим за Воссиянием, неизбежно предстоит войти в историю (если будет кому её писать) под именем новых Багровых Лет. Если не Багровых Столетий! Что вполне соответствует красочному описанию Тьмы, с которого и начинается Легенда о Пламенеющем.
Отчего же в Легенде Тьма предшествует Воссиянию, а неявляется его следствием (как следует из соображений логики, описанных выше)? Желал ли некто ввести нас в заблуждение — или, напротив, открыть глаза умеющим видеть? Нам, естественно, остаётся только гадать. Но — как люди, знающие о видении будущего немало и не понаслышке, мы со всей серьёзностью утверждаем: Легенда, бесспорно, может быть Пророчеством. А ясное Пророчество — явление столь же редкостное, как ручной бир или смиренный Чар-Вэй, и свидетели Пророчества вполне могли исказить его, поменяв его части местами. Сам же человек, имевший некое пророческое видение, не то чтобы верно истолковать — помнит-то его далеко не всегда, а порою даже пребывает во время Прорицания словно бы без сознания. А посему в пересказах — и, тем паче, толкованиях — Пророчеств ошибки куда более часты, чем их отсутствие.