Когда тело становится тюрьмой, с ума может сойти любой. Мефистон прекрасно видел эти мучения. И собирался с ними покончить. Убедившись, что сёстры далеко, он закрыл дверь в палату и сел рядом. Внешне, пациент не подавал виду, что вообще заметил его приход, также скулил лицом к стене, но Мефистон видел его мысли и знал, что в центре внимания. Если возможно такое представить, то в чужих мыслях была надежда и отчаяние одновременно, безнадежность текущего и опасение, что может быть хуже. Не стоит и спрашивать, какая психическая травма может настолько повредить рассудок, чтобы целиком оторвать его от тела. Мы смотрим на безвольное тело и не подозреваем, какой крик души раздается внутри. Есть такие уровни ужаса, для которых просто нет слов. И Мефистон собирался в них погрузиться.
Пациент перед ним не был могом в полном смысле слов. Ему повезло быть «чувствительным» к Нави и почувствовать то, от чего он до сих пор не мог оправиться. Все угрозы бренного мира меркнут перед настоящим, потусторонним ужасом от мучений, которые могут длиться вечно, от которых не спасает ничто, даже смерть. Мефистон ходил по этому краю с детства и знал, что безумные видения Нави и полчища демонов можно победить только безумной же решимостью, которая лишь тогда настоящая, когда не основа на ни на чем. Кому-то повезло меньше, и вот его долг оказать помощь, поделиться своей силой. Он медленно погружался в ревущий ураган страха и боли перед собой, чувствуя на глубине душу, сжатую в комок, закрытую на семь замков, в попытке убежать от самой себя.
Описать проникновение в чужие мысли невозможно, Мефистон ощущал вокруг себя кровавый туман, который выталкивал его с тошнотворной силой. Здесь ему не рады. Лучше никакой помощи, чем вновь открыть глаза перед ужасом Вселенной. Инстинктивно он представлял себя в доспехах, в руках его был символический топор вторжения. Он шел вперед по неизвестной земле, чувствуя преграду перед собой. Символические семь замков были реальны тут, они запирали плоть и кровь души, свернутой в клубок. Душа билась как сердце, он ощущал её судорожный ритм. Это были даже не мысли, мысли от него и от всех пытались скрыть. Это были чистые ощущения.
Он прикоснулся к замкам, кровавый туман проступал на их ржавом железе испариной. Лезвие топора тоже было покрыто каплями душевной крови, хотя ни разу еще не коснулось преграды. «Идеальные условия для практики», улыбнулся Мефистон. «Если уж вторгаться, то туда, где нас очень не хотят видеть». Жалости он больше не чувствовал, ведь помощь пришла, предстоит совместная борьба за возвращение к свету, жалость к товарищу неуместна. «В самом деле, я же не грабитель, а воин-освободитель. Символика топора не годится…» — с этими мыслями он посмотрел на свою руку и увидел в ней уже Меч Зари, пылающий чистым огнем, который сжигал кровавую мглу вокруг. «Я отдаю тебе честь меча», обратился он вслух к окружающему мраку и с размаху сокрушил замок.