И печка согревала их лютою зимой.
Уютно было тут. И думалось: так будет,
что сохранит очаг лохматый домовой.
А помнишь времена: село росло и пело,
ваяли топоры пахучий свежий сруб.
И перескрип дверей рождался то и дело.
И вот конек на крыше, изящен и упруг.
Тогда слагали песни, тогда сложили печку,
и окна приоделись в наличников узор.
Дом получился добрым, добротным, безупречным,
под озорной, неспешный, ершистый разговор.
И молодой мужик сказал тебе: «Айда-ка,
дедуля домовой, со мной». И в кузовок
ты радостно вскочил, самодовольно крякнув.
И в новую избу тебя он поволок…»2.
***
Лешка засобирался домой — все-таки ему на другой берег Волги пиликать, но тут Сланцев ударил себя по лбу:
— Ведь совсем из головы вылетело: я же тебе тут такой сюрприз подготовил!
— Ну?
— Баранки гну! Устраивайся поудобнее, мы лучше такси потом вызовем — доедешь до своей хаты, тем более тебя там никто не ждет!
Стариков поморщился: он не любил даже косвенных напоминаний о своей неудавшейся женитьбе, разводе и других малоприятных мелочах семейной жизни. И Мишка об этом прекрасно знал — однако ж (попробуй останови поэтическое вдохновение!) иногда и у него проскакивали такие напоминания, словно электрическая искра у давно переставшей работать машины.
— Я тут в анналах своего старого стола такое добыл…
— Звучит тревожно — про анналы-то, — перебил его Лешка предсказуемой шуткой.
— Ага. Так вот: мы его выкидывать собрались, я начал полочки вытаскивать, смотрю: а там — видеокассетка старинная, как песни твоих экспедиционных бабушек. Поглядел на приляпанный скотчем кусок тетрадного листка в клеточку, а на нем — выцветшими чернилами, синим по белому: «Посвящение 2000 года. Барышская Слобода». Помнишь такое?
Что-то справа и слева Старикова снова заколебалось и вздрогнуло — на самый краткий миг, но и этого хватило, чтобы неприятный холодок пробежал вдоль позвоночника.
— Как же, — ответил он хрипловатым голосом. — Веселенькое было посвященьице. Так у тебя разве осталось, на чем такое старье проигрывать?
— Не-а. Я в фотосалон отнес — тот самый, который ты, Лешка, сторожил доблестные пять лет. Там мне и оцифровали ее, — довольный, как мартовский кот, Мишка уже налаживал телевизор, к коему были подключены легендарные новые аудиоколонки. Тут Стариков, как назло, снова вспомнил про рыжего и вздохнул.
— А может, ты мне просто скинешь файл на флешку, у меня есть с собой, да я дома всё посмотрю? — робко предложил Лешка, хорошо зная, как оценит подобное высказывание его друг.
— Ты с ума сошел! Ни за что! — категорически заявил поэт. — Такое надо смотреть только вместе. Я ж тебя знаю: ты дома перепрыгнешь из начала в конец файла и скажешь самому себе, что у тебя времени нет. Тут ностальгия, понимаешь? А ностальгия не терпит суеты. Садись и смотри. Нам, кстати, с тобой еще посвящение этого года надо обсудить — полно новичков-то намечается.