Стариков нехотя опустился на диван, Мишка еще немного поколдовал над колонками, и большой телевизор выпустил в реальность полузабытую ностальгию из Барышской Слободы.
***
Он уж и не помнил, как их точно звали — то ли Маша и Эля, то ли Саша и Эля, но Эля там точно присутствовала. Началось всё как-то само собой — как и всегда бывает во время хорошего посвящения.
— Посвящение — это не мероприятие одного дня, — любил говаривать ИП. — Его надо готовить всю экспедицию. Иначе грош цена такому приобщению к полевой фольклористике.
Стариков, тогда еще молодой студентик, весь обвешанный магнитофонами, как-то завалился в школьную столовую и увидел там двух девчонок-первокурсниц, корпеющих над обедом. Сделав скорбное лицо, он пошел за тарелкой, зачерпнул себе густого борща с самого низу восьмилитровой кастрюли и уселся есть в гордом одиночестве.
— Ты что какой грустный, Лешенька? — подсела к нему Эля. Саша тоже навострила свои красивые ушки. Этого-то он и добивался.
— Одну запись надо сделать сегодня ночью. Цыганка позвала — та самая, помните?
Еще бы им не помнить: про свою встречу с пожилой знахаркой, с которой Лешка пробеседовал почти шесть часов подряд, он в подробностях рассказал всей экспедиции. Цыганкой она была только наполовину, но собеседница и впрямь замечательная: оборотни, домовые, видения и даже измерение ауры Старикова и меры порчи на нем — всё присутствовало во время их знаменательной встречи. Лешка пришел с записи совершенно счастливый, говорил о ней и на традиционных ночных посиделках, чем произвел на первокурсниц неизгладимое впечатление. Сейчас нужно было всего лишь усилить его и закрепить. Тут рецепт самый простой: к правде прибавляй самую толику небылиц, и всё пойдет как по маслу.
— Ночью? — ахнула Эля, и ее подруга со сверхъестественной быстротой тоже оказалась с ними за одним столом. — Так ведь Шахов не пустит ни за что!
— Да кто ж его спрашивать-то будет? — Лешка приосанился. — Тут наука, Эля. А наука требует риска и жертв! Обряд буду записывать, с жертвоприношением. Придется у Ивана Петровича на ночь видеокамеру свистнуть.
Саша прикрыла рот рукой: особенно ее поразила необходимость взять на ночь единственную в то время экспедиционную видеотехнику.
— А нам… можно… с тобой пойти? — спросила Эля дрогнувшим голосом, заранее зная ответ.
— Нет, — отрезал Стариков. — Только я один. Запись будет глубокой ночью за селом — за мостом через Барыш на разрушенной мельнице. Никто, кроме вас, об этом не должен знать, слышите? Я один пойду, иначе знахарка не согласится показывать!