— Послушайте, Люба. Я не знаю, что вы там им сказали. У нас не поездка выходного дня, а научная экспедиция! Я лично езжу по селам шестнадцатый год, и еще ни разу до этого самого момента…
— До этого самого момента, — эхом отозвалась Чирикова. — Вот в Астрадамовке у вас, видите ли, в первый раз неудача…
— Какая неудача!? — Стариков ощутил, как из самых глубин его существа начинает подниматься раздражение и злость невероятной силы. Его пытались ударить в самое нутро жизненных интересов, да что там пытались — уже ударили! И кто? Какая-то…
— В общем, я вас предупредила, Алексей Михайлович. Всего хорошего! — и, качнув шортиками, Люба пошла прочь, ведя за собой четырехлетнего Никитоса, отказавшегося подать Леше руку.
Стариков, бледный и злой, с минуту сверлил ее ярко-желтую спину, затем развернулся так, что пыль и мелкие камушки полетели в сторону из-под подошв кроссовок. Он вошел в класс подавленный и молча лег на спальник рядом со Сланцевым.
— Ты чего такой? — спросил Мишка. Леша не ответил.
— А ничего корма у этой — в желтеньком. Приличная такая корма! — сказал рыжий, который сидел на парте рядом с ноутбуком Старикова.
— Какая… корма? — выдавил из себя Лешка. Он почти не слышал окружающих.
— Да у девицы твоей, которая с ребеночком к тебе заявилась. Корма в джинсовых шортиках, — ответил Юрка. — Это же надо, до чего девушки дошли: ничего не скрывают, сразу с детьми приходят, чтобы всё, так сказать, открыто и честно!
— А-а, — протянул рассеянно Лешка. — Корма-то, может, и ничего, но вот с головой… не всё в порядке.
— А чего она приходила-то? — спросил Мишка, зевая. — Дело пытает или на свиданку?
— Да ничего, так, — махнул рукой Стариков. — Знакомая одна. Думаю, что больше не придет.
— Ага, — Сланцев сладко потянулся и встал. — Тады лады. Курить пойдешь? Нет? Ну, ладно. Мы с Юркой сходим разведаем, что на ужин, а потом — на запись в село. А ты?
Стариков промолчал.
***
Ужинали весело. Толька Тонков взял с собой большую часть «Городца» — пять душевно поющих дам в возрасте от 25 лет и старше. Он водил всю эту дружную толпу на запись вместе, вместе они садились за стол, вместе и вставали, а главное — вечерами после застолья репетировали. И голоса их — молодые, красивые, схватившие самую суть народной песни — пели не абы что, не общерусский псевдофольклор, а именно то, что записывали раньше в поездках по Ульяновской области. Кажется, не было в экспедиции такого человека, который оставался бы равнодушным к их вечерним спевкам.
«Городец» занимал левую ветку столов, составленных буквой «П». Правую облюбовали девчонки-старички: маленькая Танька Родина, цыганистая Юлька Дожжина, неизменный завхоз Ташка Белорукова; к ним примыкала и стеснительная первокурсница Ольга Водлакова.