— Велосипеда… — Стариков от волнения перешел на хрип. — Велосипеда там не видел?
— Какого велосипеда? Нет, не видел. Слушай, ты чего аж посинел — губы прям бледные?
— Фиг с ними, с губами. Рассказывай дальше.
— Да. Вот она в этой люльке меня покачивает, а вверху все скрипит что-то: скрып-скрып…
— Крюк это, в матицу вбит…
— Чего?
— Ничего. Дальше что было?
— Угу. Было. Берет она меня, Лешка, из люльки и давай плакать. К груди прижимает так сильно, что я задыхаться начинаю. А затем отстраняет меня вот так, — Будов вытянул руки перед собой, — снова смотрит на меня и говорит: «Езжай к другу, слышишь? Он тебя ждет. Не поедешь — жалеть всю жизнь будешь!». И всё.
— И всё?
— А-а! Ну как — всё… Мне этот сон раза три еще снился — достало прям до самых кишок. Весь в поту просыпаешься и заснуть не можешь до утра. Вот такая штука, Стариков. Ты по снам спец, вот давай — растолкуй, интерпретируй.
— Ты из-за сновидений, получается, сюда приехал?
— Можно сказать — да. А какой еще меня друг ждет? Думаю: «Ну его на хрен, товарищ Будов, — съезжу, с меня не убудет. Может, сниться перестанет всякая дрянь!». И приехал.
Лешка молчал, потирая обеими руками занывшую вдруг шею.
— Ну, а у тебя-то что было? Чего молчишь?
Стариков вздохнул и медленно, в подробностях пересказал другу свою «синхронищу».
— Она это! Она! Клянусь, Лешка! — Будов даже встал с лавки и прошелся из стороны в сторону. — Ты не придумываешь — точно видел эту, как ты говоришь? Зыбку?
— И зыбку, и велосипед.
— Не, я велосипеда не видел. Но это она, эта женщина, точно говорю! Как ее зовут?
— Теть Марина Рядова. Я сам с ней еще не беседовал — как раз завтра к ней собираюсь.
— Идем. Вместе идем к ней, однозначно. Я не знаю, как насчет твоей экспедиции, но вот Рядову мне увидеть во как надо! — Будов показал ладонью на горло. — Называй, как хочешь — фольклористикой, этнографией или как ты там любишь говорить — релевантно-нерелевантно. Пофиг. Я — с тобой!
Леша протянул ему руку, и Будов крепко ее пожал.
— Петька, я чувствую себя, блин, как Д’артаньян, который уговорил друзей помочь ему с подвесками, — попытался пошутить Стариков.
Бывший дембель даже не улыбнулся в ответ.
***
— Как раньше чай пили, — это же целая церемония! Вот они сядут, старые люди, тех времен которые. Вот у них самовар тут дымит, на столе. Здесь же — чашки, блюдца. Тут — сахарок кусочками, его щипцами специальными отламывали. И вот — пьют, из блюдца отхлебывают. Всё чин чинарем, степенно. Часа два-три, и всё с разговорами, всё за беседою — совсем как у нас с вами сейчас, ребятишки, правда? — улыбалась Рядова и подливала друзьям заварки и кипяточку.