«Я в калошу насрала,
А в другую нассала!
И стою любуюся:
Во что же я обуюся?!».
Петрович крякнул от удовольствия и удвоил балалаечные усилия:
«Раньше были времена,
А теперь мгновения,
Раньше подымался хрен,
А теперь — давление…».
Стариков потерял счет Карасевским частушкам, у него болел живот от смеха и хотелось встать самому и выдать что-нибудь этакое, да он не умел, не из таких был — и впервые искренне жалел об этом.
— Ну чё, Леха? Хороший тебе дед попался? — спрашивал Петрович, когда всё немного успокоилось, и половицы перестали стонать.
А потом они ели, снова пили чай и неспешно беседовали. И из этого неспешного разговора постепенно выяснилось, что дед Родя — балагур, матерщинник, шут и «председатель» — в свое время повоевал, бежал из плена, отморозил пальцы на обеих ногах, два раза был женат, работал всю жизнь токарем («пятый разряд, ребятёшки!») и много-много чего еще успел в этой жизни.
— Вот вы глядите на меня сейчас молодыми своими глазами и думаете, наверное: «Дурак ты, дед Родя, старый дурак!». А ведь я там, вот там вот, — он хлопнул себя по груди, — еще совсем не старик, Леха, Петька! Как прошли годы — и не заметил совсем. Ведь восемьдесят пятый годок мне, мужики, самому не верится! А на висках и в бороде еще волос черных полно. Другой раз смотришь в зеркало и говоришь себе: «Господи, ведь ты, дурень старый, двух жен скоронил!». Но почему же в душе-то молодость такая, а? Когда, куда утекло всё, куда года подевались? Э-эх! Мать вашу за ногу! Жаль, что вы не пьете!
Лешка испуганно покосился на Петьку, тот никак не среагировал на последнее предложение деда. В этот момент дверь избы тихонько отворилась, и на пороге появилась девушка — в очках и веснушках.
— А я всё стучу-стучу вам, а вы, наверно, и не слышите! — сказала она робко, и воцарилась тишина. Карасев приосанился, провел по вискам руками и произнес:
— Где ж вы, ироды, девку-то прятали всё это время? Садись, красавица, гостьей будешь.
Стариков уставился на вошедшую, ничего не понимая.
— Ольга? — спросил он удивленно. Ее фамилия вертелась у него на языке, но никак не приходила на ум. Зато он точно помнил, что разговаривал с ней о сновидениях — в 313-й лекционной аудитории. В другой, далекой городской жизни.
— Так ты чего, Лешка, не заметил ее с утра, что ли? Она же со мной приехала, — Будов пододвинул студентке табуретку. — Проходи, Оленька. А с этого кандидата наук станется: он и розетку-то на одиннадцатый год замечает только.
Шутка была с бородой: как-то Стариков упомянул при Петьке, что он в своей квартире только на десятый год обнаружил одну из розеток, и с тех пор Будов часто подшучивал над ним. Впрочем, розетки, как и некоторых людей, он действительно иногда (видно, по природной рассеянности) просто не видел.