Беседа сразу изменила настрой и стиль: дед не позволял себе ни одного грубого слова, сделался галантным, вежливым и, как показалось друзьям, каким-то скучным. Минут через пятнадцать после прихода Щеголевой (фамилию студентки Стариков все-таки вспомнил) фольклористы засобирались в школу.
— Я ведь еще хотел сказку одну тебе рассказать, — зашептал Петрович Лешке, когда Будов с Олей, попрощавшись, направились к выходу.
— Я вас догоню — через несколько минут! — тут же нашелся Стариков и снова достал штатив. Петька понимающе кивнул и вышел вслед за студенткой.
— Не могу я при дамах, Леха, понимашь? Ну вот хоть режь! — оправдывался Карасев. — Да брось ты свою камеру, я тебе и так наговорю, а ты запомнишь!
Но опытный собиратель уже давно нажал все необходимые кнопки.
— Ну как, я много такого знал раньше-то. А щас всё забыл, старый пес… Ага. Настроил свою балалайку? Ну, слухай. Шел солдатик, вот двадцать пять лет отслужил — еще, видать, царско время-то было. И двадцать пять рублев заработал за службу свою ратну…
Идет, пригорюнился весь, думу думает: «Двадцать пять лет отслужил — и ни разу не пробовал!». Смекаешь, Леха? Ты уже женатый, поди, тебе можно про такое.
И вот едет барыня — расфуфыренная, куда там! И слышит, как солдатик-то жалуется: «Мол, двадцать пять рублев накопил — а кунки живой не видел!». Барыня его к себе — цоп! — в карету. Ну, привезла его домой — большой домина-то, три этажа с этажерочками. Слуги набежали, солдатика накормили, напоили да приодели. Стоит — молодец молодцом, хрен огурцом!..
Лешка сразу опознал сюжет заветной сказки — но в таких деталях и подробностях ему еще никогда не удавалось записывать подобный текст: Петрович говорил минут пятнадцать — там были и три дочки, и забавное задание для солдата, и много чего неприличного и «понаматерного». Одним словом, Стариков точно знал, что предложит сегодня на вечернюю «прослушку» мужскому населению экспедиции.
И уже стоя на крыльце и пожимая Лешке руку (Будов с Щеголевой прошли половину пути до школы), Родион Петрович неожиданно остановил фольклориста за плечо и сказал самое важное — наверное, то, из-за чего он, собственно, и позвал их к себе в избу.
— Рядова больна, Леш. Тяжело больна: по женской части там, рак груди, кажется. Ей совсем немного осталось…
Стариков застыл на месте, не зная, что сказать и куда идти.
— Я тебе затем говорю, чтоб ты знал. Она — очень, очень хороший человек. Многим помогла, да и меня спасла однажды… Я ведь этот дом только из-за нее на Озерной купил, чтобы к ней поближе быть. Лечила она и лечит, да вот себе помочь никак не может! Мать вашу в качель!..