— Может, мы не вовремя? — забеспокоился Стариков, заметив ее состояние.
— Нет-нет, в самый раз: сегодня больше уж никто не приедет.
Она проводила их в зал за стол — на прежние места. Всё было прежним — и большие настенные часы, тикающие как-то жестко и громко, и небольшой телевизор в углу, и иконостас, и стулья, и мягкий диван. Только вот их собеседница была другой — тысячи мелочей были иными: глаза не излучали больше света, уголки губ опустились вниз. Изменилась и прическа: старушечья «шишечка» сзади исчезла, и поседевшие волосы висели по бокам. Сегодня она удивительно напоминала женщину из сна — ту, что качала зыбку со скрипучим крюком вверху. Лешка почувствовал неприятный озноб по всему телу.
— Кто к вам приезжал? Полечиться? — спросил фольклорист, чтобы затеять разговор.
Рядова кивнула, затем вздрогнула и быстро прижала левую руку груди. Лешка обеспокоенно оглянулся на Будова. Между их стульями стоял штатив с включенной видеокамерой. Петька уставился себе на кроссовки и молчал.
— Вы точно себя нормально чувствуете? Может, врача вызвать? Или нам уйти?
Она внимательно посмотрела Лешке в глаза, и морщины на лице у нее расправились.
— Вчера заходили к нему? К Карасеву-то, кавалеру моему престарелому?
Стариков улыбнулся и кивнул.
— Тогда он наверняка разболтал про меня — у него язык без костей… Знаешь ведь, Леш? Про болезнь?
Стариков кивнул, а Петька с недоумением покосился на него.
— Я тебе сейчас соврала, Леш. А мне лгать нельзя — запрещено. Вот и приступ случился. Парень этот не лечиться приезжал сюда, а присушить кое-кого. Знаешь ведь, про что толкую? Я, мальчишки, заниматься не хочу этим — нехорошо так делать. Но они, — Рядова неопределенно махнула рукой, — приезжают всё равно, просят. Я — не отказываю.
Молчание. Жесткие звуки тикающих часов.
— Давайте я чайку затею, что ли? Не принято у русских людей просто так беседовать. Поди, и этот — Карась-то мой, тоже угощал?
Стариков облегченно улыбнулся: слава Богу, можно сменить тему, и принялся рассказывать про то, как он лазил в погреб к деду Роде.
— Он такой, — подтвердила тетя Марина, зажигая плитку. — Гостеприимный. Хрыч старый… Хороший он человек, но поздненько больно мы с ним… познакомились.
Снова тишина. К звуку часов добавляется стрекотание старого электросчетчика. За окном — темнота.
— Вот вы в прошлый раз приходили, и я о себе много чего понарассказывала — горюшко вам свое выплеснула, хорошей представиться захотелось. Мы ведь, мальчишки, все так устроены: плохое прячем, а хорошее на показ выставляем. В этом зазорного-то вроде нет ничего. Но и правды — мало. Я вот, Леш, такой случай еще вспомнила, чтобы ты не думал… Чтобы понял, что я такое — Рядова тетя Марина.