А тут еще эта проверка скота. Считать будут да пересчитывать, какой-нибудь налог придумают, найдут болезнь. Они все могут найти. Это — не проверка, а знак.
И, судя по всему, без Басаки тут не обошлось. Это он посадил своего человека за речкой и теперь тоже под него землю гребет. Прикормленных начальников у него хватает. Здесь, в райцентре, — везде у него друзья. И проверка, и все остальное — его рук дело.
Сыну, когда тот приехал, Ибрагим рассказал , догадок своих не открывая. Но Асланбек недолго думал:
— Басака! Это он! Это его дела! — слова были злые, колючие, а в глазах холодный огонь. — Это он! На испуг берет!
— Подожди… — пытался остудить сына Ибрагим.
— Ждать нечего! Дождемся, что он нас . Надо не ждать, а делать! Убирать его! Вот и все!
— Замолчи! — резко остановил его Ибрагим. — Голова болит. Потом будем говорить.
В машине стало тихо. На заднем сидении мальчик, что-то по-своему поняв, испуганно прижался к матери.
У старого Ибрагима и впрямь голова болела. Он устал и, наклонив спинку кресла, закрыл глаза, чтобы подумать, а лучше подремать и, может, даже уснуть, коротко, по-стариковски. Вроде получилось. Очнулся он, когда уже проехали станицу. Асфальт кончился, стало потряхивать, Ибрагим открыл глаза. Но ехали по-прежнему молча.
Когда машина одолела последний, перед речкою долгий тягучий подъем и вылезла на лысую маковку кургана, Ибрагим попросил: «Останови». Машина встала, мотор смолк.
Ибрагим выбрался из кабины и остался стоять, лишь шагнув, опершись рукой на капот. Отсюда с высоты далеко было видно.
Холмистая степь, просторная речная долина. , в молодой зелени. Справа, вдали, кучка домиков на распахе земли. Хутор Басакин. в этих краях. Совсем малый. Ветер посильнее дунет, и нет его. Сомкнется зелень степи в простор нерушимый.
— Заноза… — негромко сказал Ибрагим, глядя на далекий хутор.
В пути ему и дремалось, и думалось, а теперь слово нашлось. В самом деле, Басака словно докучливая заноза. Он — последний, единственный. Малая, но заноза: вокруг него опухоль, боль. Выдерни — и все сразу успокоится.
Басакина жена продаст всю скотину, работники-бичи разбегутся. Уйдет его родич, тот, что за речкой. На зиму глядя, разбредутся хуторские старики. Им одним не прожить. А земля останется. Все останется, о чем толковал земельный начальник. На том же месте останется Басакин луг, Большие и Малые Калачи, Кайдал, Скуришки, Зимовники, Крестовое, Змеиный рын… Землю ведь с собой не возьмешь, ни в уезжая, ни уходя в могилу. Старому Ибрагиму земля была не нужна. Но сыновья, но внуки…