Старик лишь вздыхал да похмыкивал:
— Будем ждать, — и упреждал опасливо: — Ты лишь верблюда не приводи. Не люблю их. Они плюются.
— А у кого верблюды? Я не видел. Маленького бы верблюденочка…
Но и без верблюда хватало забот: котятам всякий день нужна свежая рыба, кроликам, кроме травы, — ветки с листьями, козленка надо пасти, проведать жеребенка Рыжика, который ждет встречи и угощенья. И конечно, кухарку Веру навестить, помочь ей:
— Здравствуй! Пришел тебе помочь! Я ведь беспокоюсь… Тебе трудно одной.
А еще — по хутору кругом.
Коромыслом гнутая, но в своем дворе еще работливая баба Катя, которой хуторские новости подавай:
— А школьников ныне возили? А твой папаня уехал? А мамка не приезжала? А трактор чей приезжал? А Вера? А Сашка? Какая страсть?!. И чего ему будет?.. А Аникей чего сказал? Беда бедовая…
Хворая баба Ксеня тоже ждала мальчика. Ей надо помочь выйти из хаты, чтобы продышаться ли, на солнышке погреться. У нее ноги отказывали, и сохла она от годов и болезней. А прежде была первой на хуторе певуньей. «Тыщу песен знаю», — горделиво говорила она. Старая женщина и теперь петь любила, горевала: «Вот помру… И все. Пока я живая, учи», — внушала она Тимоше. — «Я выучу», — обещал мальчик.
Вдвоем они выводили:
Когда цветочек расцветает,
То всяк старается сорвать.
Когда цветочек призавянет,
То всяк старается стоптать.
Звонкий голос Тимоши слышал весь хутор:
Когда казачка молодая,
Ее стараются любить!
Когда казачка постареет,
Быстрей стараются забыть!
Глухой дед Фатей песен не слышал. А вот набожный Савва не одобрял их, укоряя старую Ксеню: «Богу надо молиться, а она все дишканит… И дитя приучает…»
В невеликой хатенке Саввы было красиво: много икон. Их надо было протирать от пыли. А это — так ведется от веку — заботы детских рук. Дети нагрешить еще не успели, потому и удостоены светлых трудов. Тимоша с Зухрою старались. Малышка старику помогала и прежде. Но вдвоем веселей. Красивые были иконы. Строгий Илья Пророк, Георгий на белом коне, архангел Михаил в алом и золотом сиянии, добрая Богоматерь. Икон было много.
Дед Савва и сам был похож на икону: кроткий лик, добрые глаза, белая бородка, тихий голос, которым он пел молитовки: «Мати Божия Пречистая, воззри на мя грешного и от сети дьявола избави мя…»
А потом он угощал детей травным пахучим чаем и сотовым медом. Старик глазами был слаб, но пчел содержал, летом собирал травы. В невеликой хатке его пахло воском, чабрецом да мятой.
Дед Савва жил бобылем и был известен в округе как «молитвенник»: по старым обычаям отпевал и читал над покойниками, даже детей крестил в годы прежние. Помогал ему бедолажный родственник по прозвищу Мышкин, который зимой работал при басакинской скотине, а летом вольничал, жил возле деда Саввы, порою куда-то пропадая.